Неудивительно, что, не зная, что такое тепло и любовь, виконт боялся привязанности Дианы, боялся, что она обретет над ним власть и употребит ее против него. Не стоило удивляться и тому, что Джерваз был таким ревнивцем: этому человеку незнакома была настоящая душевная близость, поэтому он и не мог поверить в постоянство Дианы и подозревал ее в предательстве.

Никогда прежде Диана не чувствовала такой любви к Сент-Обену. Нетрудно быть хорошим человеком, когда все располагает к этому, но как Джервазу удалось не опуститься, если взращен он был на подлости, изменах и эгоизме?! Все-таки ему удалось перебороть все плохое и стать порядочным человеком. Может, он и не был счастлив, но мог быть вполне доволен тем, что занял подобающее место в мире.

А она, Диана, в своем подспудном стремлении заставить мужа расплатиться по старым долгам, довела его до такого состояния! Внезапно женщине припомнились слова Мадлен, которые та сказала ей как-то в залитом солнцем саду: «Некоторых людей можно поставить на колени, если их честь и гордость разбита теми, кого они любят…"

Диана испытывала жгучее чувство стыда за то, что сыграла на любви виконта. Хоть он и причинил ей зло, она не должна была отвечать тем же, а, ответив, добилась не победы, а полного поражения.

Женщина чувствовала: Джервазу кажется, что у него не осталось ни малейшей надежды повернуть свою жизнь в нормальное русло, и она опасалась, что не сможет ничего сказать или сделать, чтобы помочь ему. Однако попробовать стоило.

— Джерваз… — дрожащим голосом обратилась она к мужу. — Джерваз, не важно, что ты сделал, не важно, что ты ненавидишь и презираешь себя… Я люблю тебя, потому что ты достоин любви… — Диана с трудом подбирала слова, все еще не придя в себя от их ссоры. — Знаешь, мне кажется, что нас свела судьба. Мы оба страдали, но, думаю, если постараемся, то сможем излечить раны друг друга. Ты стал частью моего существа, И я всегда буду любить тебя…

Диана заметила, как сжались челюсти Джерваза, но глаз его она не видела: они все еще были прикрыты рукой. Он ничего не сказал, и тишину комнаты нарушало лишь его хриплое дыхание. Пропасть, разделившая их, была слишком широка, чтобы можно было навести мосты, и Диана опасалась, что положения уже не поправить.

Слов больше не было. Диана взяла со стола свою свечу, которая почти догорела и немного чадила, потом подняла свой кинжал.

Диана смогла уйти лишь потому, что знала: в ее присутствии Джервазу еще хуже.

Для Джерваза эта ночь была бесконечной. Замотав кое-как руку, он лег на кровать, не гася свечи, потому что полной темноты ему было не вынести. Все эти годы он отгонял от себя воспоминания о матери, но теперь они отчетливо плыли перед его глазами. Он вспомнил прекрасное, развратное лицо Медоры, ее сладостные стоны, ее насмешки над его ужасом. Имя Медора — производное от Медеи, а ведь Медея убила собственных детей. Сент-Обен иногда спрашивал себя, могла ли его мать быть другой, если бы у нее было иное имя.

После того случая он ее больше не видел. Джерваз сбежал из дома, и когда через несколько недель люди, посланные его отцом, разыскали мальчика, тот наотрез отказался возвращаться в дом, где жила его мать. Отец удивленно приподнял брови, но не стал допытываться, чем вызвано такое решение. Куда проще оказалось отправить сына в школу или в отдаленное имение, которое леди Сент-Обен никогда не посещала.

Джервазу было семнадцать, когда его мать умерла. В этом возрасте юноши особенно интересуются всем, что связано с отношениями между мужчинами и женщинами. Пару раз одноклассники отпускали двусмысленные шутки об умершей виконтессе, которая пользовалась дурной славой. Оба раза Джерваз дрался за это на дуэли, осознавая при этом, что больше всего оскорбить его мать можно было, просто сказав правду. Молодой человек был осторожен: его противники не погибли, но дуэли оставили горький осадок в его душе.

Ужасная женитьба лишь подтвердила его уверенность в том, что он недостоин нормальной жизни. Джерваз испытывал даже нечто вроде удовлетворения при мысли о том, что навсегда связан с неполноценной женщиной, однако, несмотря на это, он никогда не думал о своей жене как о полноправном человеке. И сейчас, в эту страшную ночь, он то и дело вспоминал темные, безумные глаза Мэри Гамильтон, ее лицо. И чем больше припоминалось оно ему, тем лучше он узнавал в нем свою божественную Диану.

Воинская служба ожесточила Джерваза. Но, возвратясь в Англию, он сумел наладить нормальную жизнь, серьезно относился к своим обязанностям и решал головоломки, которые то и дело задавала ему его секретная служба.

Но вот появилась Диана. Она дала ему иллюзорное ощущение счастья и тепла, а затем разорвала их отношения. Жена, которую он изнасиловал и бросил, вернулась, чтобы подарить ему любовь… Впрочем, что бы он ни говорил о ее предательстве, виконт понимал, что до сих пор любит эту женщину, любит безумно…

Еще ни разу в жизни Сент-Обен не ждал рассвета с таким нетерпением. Когда скупые лучи раннего утра осветили комнату бледным светом, в спальню Джерваза пришел Боннер и, не задавая лишних вопросов, умело перевязал рану хозяина. Диана очень ловко ударила его кинжалом: хоть порез был длинный и крови вытекло предостаточно, рана была несерьезной. Сент-Обен на мгновение задумался, где она научилась так умело обращаться с кинжалом, он затем лишь пожал плечами: ему никогда не понять многого в женщине, которая была его женой.

Виконт вымылся, словно горячая вода могла облегчить его страдания, затем написал записку с извинениями своему сыну, сообщая о том, что верховая прогулка откладывается. Джерваз был не в состоянии видеть этим утром невинное личико Джеффри.

Иметь репутацию молчуна было в известной степени выгодно, потому что никто не обратил внимания на то, что виконт не такой, каким был вчера. Может, только Франсис что-то заметил. Диана, к счастью, не попадалась Джервазу на глаза: он не смог бы находиться с нею в одной комнате.

Завтракать в детской всегда было весело, но этим утром Диана была совершенно измученной, под усталыми глазами залегли тени. Мадлен не надо было обладать большой проницательностью, чтобы догадаться, что ночь принесла горькое разочарование ее молодой приятельнице. «Интересно, — мелькнуло в голове у Мэдди, — как выглядит сейчас Сент-Обен?"

Мадлен и Джеффри, не сговариваясь, старались развеселить Диану, весело болтая, но их попытки были тщетными. После завтрака мальчик побежал повидаться с ребятишками, с которыми подружился во время прошлого приезда в Обенвуд. Мэдди задумалась о том, как местные дети будут относиться к Джеффри сейчас, когда они узнали, что он — наследник виконта. Очевидно, их отношение станет иным. Пожав плечами, женщина взялась за два письма, которые ей только что принес слуга. Диана сидела, глядя перед собой бессмысленным взором и держа чашку обеими руками.

Одно письмо было от Николаев. Оно было весьма забавным, а в конце, к удовольствию Мадлен, Николас сообщал, что сможет вернуться в Лондон раньше, чем предполагал. Он также настаивал, чтобы они поскорее назначили дату венчания, и Мадлен склонна была уступить ему. Возможно, они назначат церемонию на тот день, когда пройдет год и один день после смерти его жены. Все будет очень тихо, решила Мадлен, никаких шумных торжеств. Она трижды прочла письмо, прежде чем отложить его в сторону.