– Немедленно ложитесь в постель! – возмутилась она. – У вас же капельницы оторвутся!

– Уже оторвались, – сообщил я, обаятельно улыбнулся и спросил: – Что вы делаете сегодня вечером?

Медсестра застыла на месте, прикрыв разинутый рот ладошкой. Она тонко хихикнула, я проследил направление ее взгляда и понял, что совершенно голый. Сразу я и не обратил внимания на этот факт, вот что значит долго мотаться вдали от родной планеты. Придется теперь заново привыкать к особенностям жизни на Земле.

– Извините, – сказал я, торопливо заворачиваясь в простыню. – Совсем забыл. Отвык от местных условностей, знаете ли.

Последнюю фразу, пожалуй, говорить не следовало. Что, если она спросит, в каком таком месте я отвык от земных условностей? Не рассказывать же ей про Сеть.

Дверь открылась, и в палату вошел невысокий белобрысый паренек, настолько коротко стриженный, что казался лысым. Он на секунду замер в нерешительности, осторожно выглядывая из-за плеча очаровательной дылды в зеленоватой пижаме (белые халаты среди медицинских работников, надо полагать, окончательно вышли из моды), а затем вежливо похлопал ее по спине, очевидно, намереваясь попросить разрешения пройти.

Медсестра оглушительно ойкнула и отпрыгнула в сторону. В прыжке она развернулась на сто восемьдесят градусов, уставилась на белобрысого парня, открыла рот, снова прикрыла его ладошкой и расхохоталась. Я успел заметить, почему она все время прикрывает рот – у нее кривые зубы, и она этого стесняется.

– Извините, – сказал белобрысый и густо покраснел. После этого он повернулся ко мне и спросил: – Андрей Николаевич, вы готовы?

Давно уже меня не величали по имени—отчеству.

– Всегда готов, – бодро ответил я. – А к чему?

Странное самочувствие наступает после биоблокады, как будто долго болел и наконец выздоровел. Но я ведь не болел, короткий период пребывания в подстреленном теле можно не считать, я потерял сознание настолько быстро, что не успел набраться впечатлений. Нет, тело в идеальном состоянии – это нечто! Невозможно объяснить словами, насколько прекрасно чувствовать себя бодрым, здоровым и готовым своротить горы, если понадобится.

К сожалению, это состояние продлилось недолго. Тело напомнило, что пора справить естественные надобности, причем ОЧЕНЬ срочно. Вместо того чтобы еще раз спросить у прелестной медсестры, что она делает вечером, мне пришлось задать совсем другой вопрос:

– Где здесь сортир?

Медсестра снова очаровательно прыснула, прикрыв рот ладошкой, а другой рукой взяла меня за локоть, вывела в коридор и указала направление, куда я и отправился, стараясь не замечать веселое хихиканье за спиной.

Когда я вышел, длинноногой красавицы в коридоре уже не было, зато под дверью сортира толпился целый комитет по встрече в количестве шести человек. Белобрысый парнишка тоже присутствовал, но он явно не был главным. Главным был высокий седой мужик педерастического вида. Он был какой-то слишком ухоженный – единственный из всех в костюме, рубашка сверкает идеальной чистотой, стрелки на брюках отутюжены так, что можно резать бумагу, волосы идеально уложены и, кажется, даже побрызганы лаком. Мне почему-то сразу подумалось, что он… Конечно, может, он и не голубой, возможно, просто привык следить за собой. Мы, люди, устроены так, что стоит кому-то выделиться из толпы, на него сразу же навешиваются ярлыки. Хорошо одет – голубой, пьет пиво на улице – алкоголик, в очках – слишком умный, роскошно одетая девушка – проститутка. Тьфу!

Седой странно посмотрел на меня, не иначе, засек изменения в ауре. Сдается мне, скоро люди, побывавшие на Вудстоке, будут встречаться на Земле на каждом шагу.

– У вас все в порядке, Андрей Николаевич? – спросил он.

– Все замечательно, э—э—э…

– Иноходцев Валерий Васильевич, – церемонно представился седой и протянул руку.

Рукопожатие у него было вялым и каким-то мягким. Может, и вправду педик.

– Вы ошибаетесь, – сказал он. – Первое впечатление часто бывает обманчивым.

387

Моя аура полыхнула смущением, но я не успел начать оправдываться, потому что новый знакомый продолжал говорить:

– Незачем извиняться, я уже привык к таким реакциям. Знаете, что для меня было самым большим потрясением после Вудстока? Что половина моих знакомых считают меня пидором.

После последней фразы коллеги Валерия Васильевича дружно заулыбались, а белобрысый даже заржал в голос. Должно быть, после Вудстока эта шутка стала дежурной в их компании.

– Ну что, Валерий Васильевич, какова диспозиция на данный момент? – спросил я. – Куда едем, что делаем?

– Диспозиция на данный момент никакая, – ответил Валерий Васильевич. – Пребываем в готовности, ждем сигнала. Вот ваш терминал, – он протянул мобильный телефон.

– Но это…

– Это сотовый телефон, в который вмонтирован терминал. Схема, которую вы реализовали, вероятно, самая простая из всех, что можно собрать в земных условиях, но далеко не самая лучшая, существуют и более удачные конструкции, например вот эта. Функции сотового телефона сохранены, терминальный блок замаскирован под дополнительную микросхему, интерфейс с ним пока только мысленный. Подключать к Сети земные технические устройства мы еще не умеем.

– Спасибо, – сказал я и попытался засунуть телефон в карман, но не смог, потому что на простыне, в которую я был завернут, не было карманов.

– Пойду переоденусь, – сказал я. – Что-то я как-то…

– Не волнуйтесь, – успокоил меня Валерий Васильевич. – После биоблокады так всегда бывает. Общая эйфория, приподнятое настроение, легкая растерянность – все это скоро пройдет. Кроме хорошего настроения, которое остается надолго.

Вштерий Васильевич и его товарищи проводили меня до палаты и вежливо остались ждать за дверью, пока я переоденусь. Во время короткого путешествия по коридору я обратил внимание, насколько пустынно в этом крыле больницы. Неужели для меня одного выделили целое отделение?

В стенном шкафу обнаружился полный комплект одежды, в которой меня доставили сюда два месяца назад. Куртка, свитер и рубашка имели по две аккуратные круглые дырочки, их никто не догадался заштопать. Хорошо, что в меня стреляли из снайперской винтовки, а не из АКМ. Автоматная пуля не оставляет такого аккуратного выходного отверстия, чаще всего она вообще не выходит из тела. Проникнув в мягкие ткани, она начинает кувыркаться, отражаясь от костей и оставляя за собой чудовищную рану. Причем, что интересно, первую кость пуля пробивает, а кувыркаться начинает только потом. Если не знать, что все дело только в особых пропорциях пули, можно подумать, что тут замешана магия.

Раны натруди и спине затянулись, но шрамы остались, причем довольно крупные и жутковатые. Свежий шрам, розовый и влажный, всегда выглядит жутко. Кожа вокруг рубцов опухла и была горячей на ощупь, лимфоузлы на шее тоже раздулись. Если бы не биоблокада, я бы подумал, что организм борется с серьезной инфекцией. Но температура тела нормальная, голова и мышцы не болят, общей разбитости нет, самочувствие прекрасное, чего при внутренней инфекции не бывает. Надо будет расспросить будущих коллег, известны ли какие-то побочные эффекты биоблокады.