Питт дотронулся до головы, чтобы слегка сдвинуть ее и проверить, нет ли на ней каких-либо других отметин, вмятин или синяков, – любых признаков того, что перед смертью его ударили.

Услышав за своей спиной шаги, он резко обернулся, как будто ощутил некую опасность. Сердце его бешено колотилось в груди, дыхание перехватило.

Макдейд удивленно посмотрел на него.

– Смотрю, вы нынче слишком пугливый, Питт. Что вы хотите узнать? Он умер вчера ночью. Трудно сказать, в котором часу, так как вода повлияла на температуру тела.

– Виноват прилив? – уточнил Питт.

– Я тоже об этом подумал. – Макдейд слегка поджал губы. – Ибо всегда считал, что вода в Темзе поднимается и опускается с предсказуемой регулярностью. Чего я, однако, не могу утверждать, – накрыло ли его случайно волной от проходившего мимо судна, отчего он намок выше, чем, по идее, должен был намокнуть, или же поскользнулся сам и намок?

– Скажите, можно ли утверждать, что он повесился сам? – спросил Питт.

И хотя ответ на этот вопрос вряд ли чем мог ему помочь, в глубине души Питт очень надеялся услышать от Макдейда: да, это несомненное самоубийство.

– Увы, нельзя, – сухо, без колебаний ответил его собеседник. – Небольшие подкожные кровоизлияния говорят о том, что его немного поколошматили. Причем либо перед смертью, либо сразу после. Но настоящих синяков нет, кровь просто не успела собраться. Есть также глубокая рана в волосистой части головы, но это вовсе не значит, что его кто-то ударил. Он мог сам, падая, удариться головой. Впрочем, это могло произойти как угодно: его могло волной бросить на опоры моста, могло задеть проходящее судно и даже какое-нибудь плавающее бревно. – Макдейд пожал широкими плечами. – Я не исключаю убийство, однако, увы, не могу привести никаких доказательств этого предположения.

Питт оттянул простыню, чтобы посмотреть на торс покойника. Грудь эль-Абда была в синяках и ссадинах, как будто он несколько раз ударился обо что-то твердое, а что-то острое или шершавое в нескольких местах содрало с него кожу. Питт вернул на место простыню и отвернулся.

– Кто-то уже выразил готовность предать его земле по обычаям его веры? – спросил он.

Макдейд удивленно поднял брови.

– Никто не обратился за телом?

– Насколько мне известно, пока никто. Думаю, суд решит, что это он стрелял в лейтенанта Ловата.

Макдейд покачал головой, и его многочисленные подбородки затряслись.

– Вы говорите, будто не сомневаетесь, что так и есть, – заметил он.

– Верно, не сомневаюсь, – ответил Питт. – Но я не уверен, что это вся правда. Благодарю вас, – закончил он разговор и повернулся, чтобы уйти. Почему-то в обществе Макдейда он чувствовал себя неуютно. Наверное, потому, что тот слишком наблюдательный. К тому же Питт хотел еще раз поговорить с представителями речной полиции о том, где именно было найдено тело, в каком состоянии была одежда эль-Абда, а также точный график прилива и отлива вчерашней ночью. Время смерти было крайне важно. Более того, в данный момент этот вопрос затмил собой все остальное в его голове.

Спустя два часа, без четверти девять, у него имелись все ответы. Он стоял на набережной Темзы, под порывистым ветром. Полы пальто хлопали вокруг его ног, шарф то и дело разматывался на шее. Он смотрел на стремительно текшую мимо него воду, которую ветер гнал со стороны моря. Пенистая поверхность реки была сплошь усеяна лодками, пароходами, баржами, одинокими прогулочными судами с полудюжиной пассажиров на палубе.

Тарик эль-Абд умер между часом ночи и пятью часами утра. Точнее никто сказать не мог. В это время большинство людей были дома, в постели. Питт мог легко доказать, что ночью он был дома, ведь Шарлотта всегда просыпалась на любой шорох. Человек, живший один, сказать о себе такого не мог.

Он поймал себя на том, как мало он знает о личной жизни Наррэуэя. Почему-то раньше он об этом даже не задумывался. Более того, он практически ничего не знал о его прошлом, семье, убеждениях. Его личная жизнь была тайной за семью печатями. Единственное, в чем Питт не сомневался, – так это что Наррэуэй всем сердцем предан своему делу и целям, которым служил. Кроме того, между ним и Райерсоном были личные отношения, отчего он принимал случившееся так близко к сердцу и, несмотря ни на что, отказывался его осуждать. Именно это сейчас грызло Питта изнутри тупой, но настойчивой болью, на которую он больше не мог не обращать внимания. Вопрос стоял так: сейчас или никогда. Завтра суд возобновит работу, так что времени у него в обрез. Главное, застать Наррэуэя дома.

Питт встретил его на пороге дома. Как обычно, одетый в свой безукоризненно сшитый темно-серый костюм, Наррэуэй резко остановился. Он был бледен, глаза – широко раскрыты.

– В чем дело? – хрипло спросил он, переводя дыхание.

Питт еще ни разу его не ослушался, ни разу не поставил под сомнение его слова или приказ, отдавая себе отчет в том, что зависит от Наррэуэя, причем не только в том, что касалось его работы в Особой службе. Более того, он был искренне благодарен ему за его советы и защиту, пока он сам лишь овладевал новым для него мастерством. Увы, владевшие им в данный момент эмоции вынудили его отбросить прочь все соображения на этот счет.

– Входите! – резко бросил он.

Ветер дул холодный и пронизывающий; как будто этого было мало, накрапывал мелкий дождь. Лицо Наррэуэя сделалось каменным.

– Надеюсь, это что-то важное, Питт, – сказал он наконец, взяв себя в руки, и его глаза вновь приобрели стальной блеск.

– Безусловно, – процедил сквозь зубы Питт. Возможно, с его стороны было куда разумнее высказать все прямо здесь, на пороге. Он осознал это, когда вслед за Наррэуэем шагнул в дом и услышал, как за ним закрылась дверь.

Наррэуэй по коридору привел его в кабинет, где резко повернулся к нему лицом.

– Итак? – произнес он. – В вашем распоряжении десять минут. После чего я уйду, независимо от того, закончили вы свой рассказ или нет. Заседание суда возобновляется в десять. Я должен быть там. – В утреннем свете, который лился в огромное окно, его бледное лицо имело пепельный оттенок. Вокруг глаз и рта залегли резкие морщины – следствие напряжения и бессонных ночей.

– Но ведь новый свидетель по делу мертв, – ответил Питт. – Теперь никто не поведает миру об истинных мотивах Аеши. Самоубийство эль-Абда говорит само за себя.

– Почти никто, – коротко согласился Наррэуэй. – Тем не менее я должен присутствовать при оправдании обвиняемых. Так чего вы хотите, Питт?

– Что заставляет вас думать, что эль-Абд совершил самоубийство? – спросил Питт. В эти мгновения он мечтал быть где угодно, но только не здесь. – Ведь ему до победы оставался всего один шаг.

– Мы знали, что убийца – он, – произнес Наррэуэй. Правда, в его голосе промелькнула тень сомнения, которую мог заметить только Питт.

Он, не веря своим ушам, посмотрел на Наррэуэя.