Осенью клюкву продавали с возов вместе со свежими орехами.

Кроме головных лавок, в Зарядье было много пирожников, [они] выпекали жареные пирожки с самой разнообразной начинкой…

Очень были распространены пирожки-расстегайчики; в скоромные дни они выпекались с мясом-луком, а в постные — с кусочками белуги, семги и с жирами, то есть с молоками; начинка лежала, не закрытая тестом; пирожок как будто был расстегнут, отчего и получил свое название. Расстегайчик клался на блюдечко, посыпался солью, перцем, смазывался несколькими каплями масла и заливался подливкой из рыбного или мясного бульона, который держался в особых металлических луженых кувшинах с узким и длинным горлышком. Кувшины закутывались тряпками, чтобы подливка не остывала. Расстегайчики продавались по копейке и по две копейки, смотря по величине.

Торговля расстегайчиками сохранилась и до сего времени, точно так же как и торговля пышками, которые жарились на постном масле и посыпались сахарной пудрой.

Но пирожки мало употреблялись мастеровым людом, и пирожники относили свой товар в торговые места — на Ильинку, Варварку, в Старые ряды…

*

«Городом» на языке москвичей называлась та часть Москвы, которая заключала в себе Торговые ряды и прилегающие к ним улицы — Ильинку, Варварку, Никольскую и Москворецкую. Между прочим, на Москворецкой улице находился Ямской приказ — это очень старое здание, расположенное в середине Москворецкой улицы по правой стороне ее, если идти от собора Василия Блаженного к Москворецкому мосту. Ямской приказ был заселен кимряками — сапожниками, кустарями-одиночками или работавшими по два, по три вместе. В одном помещении находилось несколько хозяйчиков-кустарей.

Когда в Ямской приказ являлся покупатель, на него со всех сторон набрасывались продавцы и тянули покупателя всякий к себе, расхваливая свой товар.

Когда же из ремесленной или городской управы являлся чиновник для проверки промысловых свидетельств, то он никак не мог отыскать хозяев.

Вообще при проверке промысловых свидетельств у всех мастеровых ремесленников происходили любопытные сцены: как только в какой-нибудь дом, заселенный ремесленниками, являлся чиновник для проверки числа наемных рабочих у того или у другого хозяина, во всем доме начиналась тревога: хозяева, чтобы уменьшить число рабочих, начинали их всячески прятать — портные залезали под катки, сапожники выбегали в сени и прятались по чуланам, залезали на чердаки, на крыши… Когда чиновник уходил, все успокаивалось, и мастера принимались за работу…

Обувь в Ямском приказе вырабатывалась самая дешевая; судя по ценам, качество ее было невысоко. Бывало так: купит покупатель сапоги, наденет их, пойдет домой и, не доходя до дома, глядь — отваливались подметки…

Все же этот дешевый товар находил в Москве много покупателей. Как теперь многие производства снабжают своих рабочих спецодеждой, так и прежде многие хозяева держали рабочих с условием выдавать им обувь; вот эту обувь и покупали в Ямском приказе, так как дешевле нигде нельзя было достать.

Дешевым теплым товаром производилась торговля еще около кремлевской стены: вниз от Спасских ворот* к Москве-реке стоял ряд палаток с чулками, варежками, шарфами, фуфайками ручной вязки. Торговки этим товаром тут же и изготовляли его, сидя за вязанием у своих палаток. Некоторые торговки продавали свой товар с рук и ходили обвешанные чулками, шарфами, платками.

Между прочим, следует отметить один обычай, существовавший до последнего времени, — это обнажать голову, проходя Спасские ворота. Этот обычай касался только одних Спасских ворот, в другие же ворота входили в Кремль с покрытыми головами.

Объяснялся этот обычай разными легендами: одна из них говорит о том, что при избрании на царство царя Михаила Романова, когда он с боярами выходил на Красную площадь через Спасские ворота, держа в руках свечу, то эта свеча в воротах сама собой зажглась. Как эта легенда связалась с обычаем обнажать головы, мало понятно.

*

Работа в мастерских начиналась в 5―6 часов утра. Хозяин вставал раньше всех, выходил в мастерскую и начинал будить мастеров. Проснувшись и умывшись, мастера уходили в трактир пить чай, а ученики прибирали мастерскую — чая им не полагалось.

В конце шестидесятых годов в Зарядье не было ни одного дешевого трактира; единственный ближайший трактир находился по ту сторону Москворецкого моста, в доме Горюнова, рядом с домом Ланина.

Утренний чай был на хозяйский счет, но некоторые хозяева поили мастеров чаем дома. После утреннего чая работа производилась до 12 часов дня. Ровно в 12 часов обедали; ученики собирали на стол — резали ломтями хлеб, клали ложки и приносили из кухни в большой деревянной чашке еду, которая в скоромные дни состояла из щей и каши. Мясо из щей резалось на мелкие куски и опускалось в чашку. Сначала выхлебывали только жидкость, а потом, по знаку старшего мастера, который стучал ложкой по краю чашки, начинали таскать говядину, при этом следили, чтобы кто-нибудь не выловил двух кусков сразу. Кашу ели с растопленным салом.

После обеда работали до 4 часов, и снова шли в трактир, но на этот раз уже на свой счет; для этого дневальный ученик отправлялся к хозяину просить денег на чай. Придет ученик в хозяйскую и начнет рапортовать:

— Дяденька, пожалуйте мастерам на чай: Василию Кривому, Тимофею Ивановичу по гривеннику, Ивану Хромову — пятнадцать копеек, а остальным по пятачку.

Хозяин требовал объяснения: почему это Хромову нужно пятнадцать копеек?

Мальчик бежал в мастерскую, спрашивал у Хромова, тот объяснял ему, что ему нужны деньги на баню или на табак.

Хозяин выдавал деньги, брал длинную узкую книжку и записывал в нее забор денег мастерами.

В 10 часов ужинали и ложились спать на том же катке, на котором работали. Спали вповалку, но у каждого была своя постель — подушка с засаленной, годами нестиранной наволочкой, какая-нибудь войлочная подстилка и грязное ситцевое одеяло.

Все это утром свертывалось, завязывалось и убиралось под каток.

Работы в мастерских до 10 часов вечера производились не во все время года — работали до 10 часов от сентября до пасхи. После пасхи, пока было светло, работали до 10 часов, а в августе, в начале сентября, когда дни становились короче, сидели только дотемна, огня не зажигали. Ужинали рано, после ужина спать еще не хотелось, от нечего делать рассказывали друг другу сказки или какие-нибудь случаи из своей жизни, большей частью приключенческого и таинственного характера. Я любил слушать эти рассказы и сказки. Бывало, убежишь из своей комнаты, ляжешь с мастерами на катке и слушаешь стариков мастеров о том, что им приходилось видеть в Москве в прежние времена.

Они рассказывали, как преступникам, осужденным на вечную каторгу, объявляли приговор; для этого преступника из