Многие годы Франклин разрабатывал собственную систему социальных воззрений, которая представляла собой смесь либеральных, популистских и консервативных идей и стала одним из архетипов философии американского среднего класса. Он восхвалял трудолюбие, предприимчивость, бережливость и уверенность в своих силах. С другой стороны, он также выступал за гражданское сотрудничество, социальную благотворительность и добровольное объединение людей для улучшения повседневной жизни. Франклин в равной мере не доверял элитам и черни и выступал против передачи власти знати и неуправляемой толпе, как человек с философией лавочника испытывал страх перед проявлениями классовой борьбы. Он имел врожденную веру в необходимость социальной мобильности и возможность повышения социального статуса благодаря упорному труду.

Его природный консерватизм в отношении государственного вмешательства в экономику и благосостояние граждан наглядно проявляется в вопросах, которые он поставил перед Питером Коллинсоном в 1753 году (см. ранее). В частности, спрашивал, не будут ли законы, «заставляющие богатых содержать бедных, делать последних иждивенцами» и «поощрять их лень»[319].

Перед Коллинсоном эти две проблемы были поставлены в виде вопросов. Но в эссе, написанных в конце 1760-х — начале 1770-х годов, Франклин совершенно открыто заявлял о своем консерватизме. Наибольшую известность получило его сочинение «О работающих бедных», подписанное псевдонимом Медиус и опубликованное в The Gentleman’s Magazine в 1768 году, где критиковались авторы, которые возбуждали массы утверждениями, будто богатые угнетают бедных. «А вы не хотите признать один-два аргумента другой стороны?» — спрашивал он. В Англии условия жизни бедняков являются лучшими в Европе, утверждал Франклин. Но почему? Потому что английское законодательство помогает поддерживать бедняков. «Этот закон не был придуман бедными. Все законодатели люди состоятельные… Они добровольно обложили свои имения и имения других налогом, чтобы содержать бедных». Эти законы — проявление сострадания. Но Франклин предупреждал, что они могут иметь непредвиденные последствия. «Я опасаюсь, что предоставление людям всего, что им необходимо в старости и в болезни, независимо от их трудолюбия и бережливости в то время, пока они молоды и здоровы, будет угождать нашей естественной лености, поощрять нашу праздность и расточительство и, таким образом, еще больше способствовать бедности — тому злу, которое оно призвано излечить».

Франклин не только предупреждал об опасности социального иждивенчества, но и предлагал свою версию экономической теории перетекания денег. Чем больше зарабатывают богатые и общество в целом, тем больше денег найдет свой путь к бедным. «Богатые не работают друг для друга. Все, что они или их семьи используют или потребляют, производится работающими бедными». Богатые тратят деньги на одежду, мебель и жилища, давая возможность бедным заработать средства к существованию. «Наши работающие бедные получают ежегодно весь чистый доход нации». Он также выступал против установления более высокой минимальной оплаты труда. «Можно принять закон, повышающий заработную плату, но если наши промышленные товары окажутся слишком дорогими, то их нельзя будет продавать за границей»[320].

Однако его экономический консерватизм уравновешивался фундаментальной нравственной убежденностью в том, что любые действия должны оцениваться по ценности вклада в общественное благо. Принципы, поощряющие трудолюбие, хороши, но не потому, что приводят к росту личного богатства, а потому, что повышают совокупное благосостояние общества и укрепляют человеческое достоинство каждого, кто стремится к общественному благу. Люди, приобретающие больше богатства, чем им требуется, обязаны помогать другим и создавать гражданские институты, способствующие успеху общества в целом. «Его идеалом был процветающий средний класс, представители которого жили бы простой жизнью в условиях демократического равенства, — писал Джеймс Кемпбелл. — Те, кто добивается значительных экономических успехов, обязаны помогать истинно нуждающимся, но те, кто сознательно не выполняет положенную работу, не могут ожидать помощи от общества»[321].

К этой смеси философских максим Франклин добавил пылкую проповедь традиционных английских либеральных ценностей — свободу и права личности. При всем этом в вопросе о рабстве, имевшем огромное значение, он еще не завершил моральную эволюцию. Как дипломатический агент нескольких колоний, включая Джорджию, он чувствовал неуклюжесть и неубедительность аргументов в защиту Америки: британцы упрекали его страну, утверждая, что сохранение рабства превращает борьбу колонистов за свободу в фарс.

В 1770 году он анонимно опубликовал «Дискуссию о рабстве», участник которой с американской стороны пытался защититься от обвинений в лицемерии. В Америке только «одна семья из ста» имеет рабов, и во многих этих семьях «с рабами обращаются весьма гуманно». Он также утверждал, что условия жизни «работающих бедняков» в Англии «по-видимому, мало отличаются от условий, в которых живут рабы». В какой-то момент аргументация автора начинает отдавать расизмом: «Возможно, вы думаете, что негры мягкие и покладистые люди. Некоторые из них действительно таковы. Но большинство — коварные, угрюмые, мрачные, злобные, мстительные и в высшей степени жестокие»[322].

Стремясь защитить Америку любой ценой, Франклин использовал недостойные аргументы. Он даже прибегал к прямой подтасовке фактов. Пропорция американских семей, имевших рабов, составляла не один к ста, а один к девяти (в 1790 году рабов имели 47 644 семей из 410 636).

Моральную и фактологическую слабость его аргументации придавало и то обстоятельство, что семья Франклина продолжала держать рабов — хотя сам он пытался представить рабство в Америке как отклонение от нормы. Двух рабов, сопровождавших его во время первой поездки в Америку, в этот раз при нем уже не было; еще один или два раба продолжали быть частью домашнего хозяйства Деборы в Филадельфии[323].