военные действия до его выздоровления и напоминала ему о том, как при Юстиниане ездил к нему во время его болезни врач, к которому он имел доверие. Письмо царицы повез в качестве её посла придворный врач Захария, а вместе с письмом 45 тысяч золотых монет, как цену перемирия. Получив деньги, Хосров согласился на перемирие на годичный срок, но выговорил себе свободу действий в Армении.[862] Желание Софии управлять царством не было уважено, и по настоянию синклита она должна была разделить власть с другим лицом в звании кесаря, т. е. наследника. Выбор кесаря совершился в старой форме усыновления.

ЦЕРКОВНЫЕ ДЕЛА. ЖИЗНЬ СТОЛИЦЫ

В ту пору, когда Юстин вступил на царство, церковь переживала тревогу, вызванную эдиктом Юстиниана о нетленности тела Христова. В Константинополь было собрано много епископов, вызванных из разных мест в целях склонить их к признанию учения, изложенного в эдикте. Юстин поспешил отпустить всех задержанных в их паствы и предал забвению самый эдикт.[863] Смена лица на троне императоров оживила надежды на возможность примирения старого раскола. Проживавший в Константинополе давно низложенный александрийский патриарх Феодосий явился к императору, был милостиво принят и слышал от него заверения в искреннем желании водворить мир в церкви. Сохранившие это сведение монофизитские источники утверждают, будто Юстин помышлял возвратить Феодосия на его кафедру в Александрию, но осуществлению этого намерения помешала смерть Феодосия, последовавшая в первый год нового правления. На торжественном погребении престарелого иерарха держал надгробную речь Афанасий, сын дочери императрицы Феодоры,[864] и как ревностный приверженец монофизитства, громил ненавистный Халкидонский собор. Вступление на престол нового императора и смерть Феодосия вызвали приезд в столицу многих видных епископов монофизитской церкви, чаявших наступления лучших времен. В числе других прибыл и Яков Барадей. Он повидался с императрицей, отклонил ее предложение явиться к императору и отбыл в свою паству.[865]

Юстин считал своей обязанностью издать эдикт о правой вере, обязательной для всей церкви. С этим актом связывалась надежда создать почву для прекращения раскола, и в этих видах устроены были совещания епископов, как православных, так и монофизитов под председательством патриарха Иоанна. Дело затянулось на долгое время, так как император выезжал на теплые воды в сопровождении чинов двора и просил епископов дождаться его возвращения. Отсутствие императора продолжалось целый месяц. Проект эдикта был сообщен заинтересованным лицам через придворного врача Захарию. Монофизиты имели свои сомнения и хотели видеть в тексте эдикта прямое осуждение Халкидонского собора. Шли споры и препирательства, и когда текст появился, пройдя через квестора двора, монофизиты нашли, что их замечания не уважены. Вероопределение было составлено в духе постановлений последнего Вселенского собора 553 года в очень осторожных выражениях.[866] Упоминание о соборах в частности, как делал это Юстиниан, было вовсе опущено, и в заключение император обращался с просьбой ко всем вступить в единую католическую и апостольскую церковь и запрещал «препираться о лицах и слогах». Под «лицами» разумелись Феодор Мопсуестийский, Феодорит Кирский и Ива Эдесский, а под «слогами» спор о тленности или нетленности тела Христова. Монофизиты не приняли эдикта ввиду того, что Халкидонский собор не был осужден, как они того хотели.

В эту пору Юстин собирался отправить посла к Хосрову с оповещением о своем вступлении на царство и обещал монофизитским епископам, что его посол на обратном пути из Персии вступит в личные сношения с ними на месте. Юстин хотел послать вместе с Коменциолом Иоанна Эфесского, человека примирительного образа мыслей, но тот уклонился от этого поручения, ссылаясь на дела по крещению язычников, которые были возложены на него с давних пор Юстинианом.[867] В ожидании приезда царского посла на Восток в церкви Якова Барадея был выработан текст ответа на эдикт императора в примирительном тоне с указанием на необходимость осудить Халкидонское вероопределение и восстановить память Севера. Хотя главный пункт несогласия был выражен очень определенно и текст ответа был принят на соборе в монастыре св. Закхея в городе Каллинике, но из среды монашества раздался резкий протест, и некто Косьма из монастыря Кира в Каллинике разорвал составленную и принятую в собрании грамоту. Монахи грозили Якову анафемой, если он не отречется от этого акта. Яков уступил и уклонился от встречи с царским послом, который был уполномочен устроить совещание в Даре.[868] Другие епископы подали, тем не менее, Коменциолу записку, составленную в тоне уничтоженного документа. Ввиду протеста монахов и уклонения Якова от переговоров, посол мог убедиться в бесцельности своих стараний содействовать водворению церковного мира, о чем он и привез известие Юстину. Таким образом, церковь, признававшая своим главой Якова Барадея, осталась в прежнем отделении от господствующей.

Вскоре затем в недрах монофизитской церкви вышли раздоры на почве толкования догматического учения. Инициатива в этом деле принадлежала Иоанну, по прозвищу Аскоснагу (дно меха). Свое богословское образование Иоанн получил в школе известного на Востоке наставника Петра, который держал школу в Ретайне (в Месопотамии). Унаследовав по его смерти школу, Иоанн начал развивать особое учение о лицах св. Троицы, которое впоследствии получило название тритеизма.[869] Феодосий, на суждение которого было представлено это учение, усмотрел в нем ересь. Но оно нашло себе почву и встретило ревностных приверженцев в лице Конона и Евгения, епископов Тарса и Селевкии исаврийской, первых по времени ставленников Якова Барадея. Афанасий, внук Феодоры, переслал весь литературный материал по этому вопросу известному александрийскому философу и ученому Иоанну Филопону, как прозвали его за трудолюбие.[870] Занявшись этим вопросом и внеся в богословские рассуждения принципы логики Аристотеля и Платона, Филопон составил большой трактат, в котором развил новое учение в целую систему. Свой труд он прислал Афанасию, который стал его верным последователем. Монофизитская церковь разделилась на два враждебные лагеря: одни принимали учение тритеитов, другие обличали его как ересь. Участие в этом споре Афанасия, имевшего придворные связи и большое состояние, усилило это движение. Ожесточенные споры монофизитских епископов привели их к мысли перенести дело на суждение императора, а тот предоставил рассмотрение дела патриарху Иоанну. Вызвав к себе представителей обоих направлений, Иоанн устроил собеседование.[871] За тритеизм стояли Конон и Евгений, его противниками были Павел Антиохийский, Иоанн Эфесский, Лонгин и Стефан. Длившиеся несколько дней прения не привели к соглашению, и учение тритеитов было признано ересью с высоты престола. Конон и Евгений были сосланы в Палестину и заточены в монастыри. Их увез туда Фотий, сын Антонины, пасынок Велизария, имевший тогда