Всего лишь мы.

На несколько драгоценных мгновений только мы.

Я немного смеюсь, чувствуя себя легче, чем за последние недели, возможно, месяцы. Уэслин улыбается и смахивает мои слезы большим пальцем, бормоча что-то, что зажигает тысячи огней в каждом нерве, в каждой точке моей кожи.

А затем он огрызается, на его лице ясно написана тревога.

– Ящик! Фин!

Он вскакивает на ноги и находит свой рюкзак после кратких, но отчаянных поисков, и слишком скоро наступает момент, которого я так боялась, когда я могу потерять то, что только что приобрела.

Он разрывает его, замирает, затем замечает открытую коробку, лежащую рядом. Серая пыль внутри.

Все его тело оседает. Хромой. Побежденный.

– Испорчены, – говорит он, как будто он уже стоит в будущем, измученный рытьем могил. – Все испорчено.

Его голос немного срывается на этом слове, и внезапно мне хочется скрыть от него правду. Страстно желая позволить ему поверить, что он выжил только случайно.

Но что-то возникло между нами в ту ночь у костра, когда мы поделились болезненными истинами, которые скрываем от остального мира.

Возможно, для каждого из нас было труднее всего доверять другому, но мы все равно сделали это.

Доверие. И я отказываюсь предавать этот дар, каким бы болезненным он ни был. Пытаюсь сконцентрироваться, а затем говорю: «Там немного осталось».

Медленно, чуть-чуть, его взгляд поднимается от коробки ко мне.

Тишина ужасна.

– Уэс…

Но я замолкаю при виде моего брата, несущегося к нам по береговой линии.

Он сделал это! Он пересек!

– РОРА! – воет он таким злобным голосом, что я инстинктивно вскакиваю на ноги. Я заставлю свое сердце биться нормально, попытаюсь остановить адреналин, протекающий по моим венам. Это не враг. Он мой брат.

Только я редко видела его таким злым, и никогда на меня. Лицо красное, конечности размахивают.

Он выглядит опасным.

– Ты этого не сделала, – умоляет он, резко останавливаясь передо мной. – Скажи мне, что ты этого не сделала.

– Элос…

– Сколько осталось? После реки что-нибудь осталось?

Я сглатываю.

– Достаточно для одного.

– Это был его шанс! – кричит он, бешено размахивая руками. – Его единственный шанс, единственная причина, по которой мы покинули Тилиан.

– Финли не единственный…

– …тот, кто имел для нас значение.

Холодные слова разрывают тишину, как осколки стекла. Все, что делает Уэс, – это поворачивается обратно к реке, единственный признак того, что удар был нанесен. Я пристально смотрю на своего брата, уставившись на него так, словно никогда раньше его не видела.

– Есть и другие, кого мы намереваемся спасти, – снова говорю я, гнев нарастает. – И почти не осталось звездной пыли. У меня не было выбора.

– Конечно, у тебя был выбор!

– Он умирал! – кричу я, глядя на Уэса, который смотрит в сторону.

– Финли умирает, – выдавливает Элос сквозь стиснутые зубы. – Помнишь Финли? Твоего друга? Или, может, ты забыла, ослепленная красивым лицом.

– Не смей говорить что-то подобное, – отвечаю я ему, все еще не зная, как вести себя в этой атаке. Меня обвиняли, на меня кричали, да, но это был не он. – Не смей говорить мне, что мне все равно.

– Ваши действия говорят сами за себя.

– Элос, – бормочет Уэс, делая шаг вперед. – Этого достаточно. Дело сделано.

– Нет, ты не имеешь права говорить! – парирует мой брат, отталкивая Уэса.

– Ты думаешь, что тебя больше, чем меня, волнует, что случится с моим собственным братом? – Уэс бросает вызов повышающимся голосом, все еще немного хриплым от реки.

– Да, может быть, и так, – говорит Элос, снова толкая его.

– Прекратите! – кричу я, вставая между ними. – Это не ты. Все здесь любят Финли. Ты это знаешь.

Он громко усмехается.

– Может быть, мы сможем вернуться к гигантам, – предлагаю я. – Мы произвели хорошее впечатление. Я уверена, что они дали бы нам больше.

– Нам больше нечго предложить взамен – отвечает Уэс, все еще избегая моего взгляда. – И мне нужно вернуться в Роанин. Я должен предупредить своего отца о нападении на Гленвейл; я уверен, что в следующий раз они придут в Тилиан.

Элос ругается.

– Вернемся к началу, ничего не добившись. Все путешествие – пустая трата времени.

– Пустая трата времени? – недоверчиво повторяю я. – Вы проглядели весь лагерь? Что ты забыл из-за красивого личика?

– Ты знаешь, что я имею в виду, – нетерпеливо говорит брат.

– Нет, не знаю. Если бы вы на мгновение отложили в сторону свое собственное горе, вы бы вспомнили, что сейчас на карту поставлено нечто большее, чем наши собственные проблемы. Ты думаешь, я не чувствую себя ужасно? Или что я не хотела бы, чтобы был другой способ? – в этот момент я кричу. – Что бы ты сделал, Элос? Можете ли вы решить, что одна жизнь более ценна, чем другая? Что дает тебе право?

Он качает головой.

– И вправду, ты такая эгоистка, Рора. Я тебе не верю.

Слова такие же бессердечные, как пощечина. Я ошеломленно отшатываюсь.

Элос так это сказал, как будто я грязь под его сапогом. Дело в том, что он специально выбрал страх, который мучил меня столько лет.

– Ты не можешь так думать, – шепчу я, и он не может, потому что знает меня лучше, чем кто-либо в мире, и если он хочет ранить меня так сильно, как предполагают его слова, я действительно потеряна.

Выражение его лица немного смягчается, как будто он наконец приходит в себя. Элос проводит руками по волосам, и на мгновение его рот сжимается от стыда. Но он не берет свои слова обратно. Неспособный сейчас отделить себя от правды, с которой он предпочел бы не сталкиваться. Неспособный притворяться, что уродства не существует в его мире. Стена начала рушиться. Наше путешествие по Долине началось с этого. Мои действия на берегу реки позаботились обо всем остальном.

– Есть ли выход из этого ущелья? – тихо спрашивает Уэс. Он жалеет, что я использовала на него звездную пыль. Он все еще не смотрит на меня, и это больно, очень больно.

Элос бросает на него яростный взгляд, затем резко поворачивает голову в ту сторону, откуда пришел.

Я наблюдаю за своим братом еще мгновение, нуждаясь в том, чтобы он осознал свою собственную ошибку, ту боль, которую он причинил. Может быть, мне следовало ожидать этого, даже без моего предательства. Может быть, он был обречен рано или поздно сломаться под тяжестью слишком большой заботы.