— Домой, Кускит, — велел кучеру граф Петрус, усевшись с детьми и Вовой. Кто его знает, что он там увидел. Очнётся и вдруг буянить начнёт, детей ещё напугает. Ена охарактеризовала происшествие довольно загадочно для местных:

— Прогулка накрылась медным тазом.

И Петрус всю дорогу пытался расшифровать очередной ребус жены.

Дети были заинтригованы. Впрочем, не одни они. Все ломали голову, что же произошло. Новый глава Храма загадочно улыбался и скромно промалчал. Потом и вовсе исчез. Интересно, куда делся старый? И как будут звать нового? Когда прибыли в замок Хойвелл Лэнс, все вышли и разбрелись по дикому саду Льёнанесов. Всё-таки есть своя прелесть в таких парках и садах. Можно представить себя в густом лесу и даже попробовать в нём заблудиться. У детей это получалось постоянно, потому что, стоило им туда выйти, как все гувернантки сходили с ума, разыскивая озорных близнецов, а они, то прячась за огромными столами, то сидя на ветках, скрыались между густой листвой. Один Отто Зонненграфт не боялся и не искал. Он, как будто, всегда знал, где они, и говорил только:

— Не ушибитесь, лорды, когда будете спускаться с эвилойи.

Или:

— Леди, вы зацепились подолом платья за сучок. Будете спускаться, сначала отцепите его, а то порвёте платье.

В общем, с ним шалить было неинтересно. Как-то он просто протянул руку, проходя мимо них, прижавшихся к стволу, и по очереди аккуратно снял, отряхнул, придирчиво осмотрел и сказал:

— Обед. Пора идти.

Но сейчас детей больше интересовал лорд Вова! Что с ним произошло и отчего такие глаза у него вытаращенные? Поэтому в сад не пошли, а просочились в ту комнату, где его положили, и уселись терпеливо ждать.

Йена уже полюбовалась своим портретом с детишками, продемонстрировала чуть округлившийся животик сначала Петрусу, потом Томе, подёргала её за новые ушки, уверив опечаленную подругу, что “они просто прелесть!” и пошла искать Мэйку с Элькой. — “Что-то давно мы не безобразничали… А то скоро будет не до этого, вырастет пузико, родится малыш, я уйду в декретный, так сказать, отпуск, и будет не до шалостей. Кстати, надо что-то придумать такое, чтобы совмещать как-то и малыша, и близняшек… А то обидятся ещё”.

Нашла их у Вовиной кровати и тоже впечатлилась его выражением лица.

— Детишки, а ну-ка, сделайте то, что вы со мной делали — возьмите его за руки. Вдруг поможет ему выйти из этого ступора.

Они с готовностью ухватили Вову за руки и стали напряжённо на него смотреть. И да, результат был заметен, практически, сразу — к щекам прилила кровь, глаза… глаза просто закрылись. Но уже через пять минут медленно открылись и он обвёл спальню медленным взглядом с некоторой опаской. Увидев Лониэллу, улыбнулся, наткнулся на Мэйнарда, кивнул и даже подмигнул, и тут появилась в поле его зрения леди Йена. Вова нахмурился и отвернулся к девочке. На неё смотреть было приятнее. Почему-то майорову дочку он и недолюбливал, и опасался.

— Долго я тут валяюсь?

— Вова… — Енка присела рядом и положила прохладную руку ему на лоб, — ты как, в порядке?

Хотел он дёрнуться, но рука была такая прохладная, так приятно пахла мятой пополам с клубникой, что он не стал этого делать, но и отвечать не спешил. А и правда, всё с ним в порядке? Перед глазами опять возникла сцена из… сна? Или яви? Но уж больно жуткой яви.

— Леди… Ена, я вот думаю… Приснилось мне то, что я видел или он его и правда, съел?

— Кто кого съел?

— Дракон жреца вашего, который главный был.

— Как… съел? Что ты такое говоришь?

— Вот и я думаю, что мне это приснилось, — Вова оживился. — Потом он посмотрел на меня и захохотал. А ещё потом притронулся к браслету…

— Каком браслету?

— Да вот, на руке. Я из какой-то чешуи её сделал. Ещё с того раза, в храме, в карман кто-то подсунул, — он поднял руку, чтобы продемонстрировать браслет, но вместо него на этом месте красовалась то ли татуировка чешуйчатая, то ли он просто прилип к руке чуть выше запястья… Вова чуть не заплакал, так жалко было браслета. Он потряс рукой, как бы сбрасывая наваждение, но всё оставалось по-прежнему. Ена подскочила:

— Сидеть здесь! Я за своими. Наверняка же что-то про это знают, — и стремительно выскочила из спальни.

— Ой, какой красивенький рисуночек! Переливается! Это вы сами сделали? — Лониэлла смотрела в восхищении и даже потрогала пальчиком. — Ой, горячий какой!

Мэйнард тут же тоже потыкал:

— Ну и ничего не горячий, а даже холодный вовсе. Ты фантазёрка, — фыркнул он, — как тот Мишка из сказок мамы.

Всё, что мама Йена им читала — всё для них было сказками. Вова сел и ухватился руками за свою взлохмаченную голову:

— Блииин! Это был не сон! Кошмар! Я в шоке, дорогая редакция!

Близнецы переглянулись.

— Вова, ты только больше так не делай, — ткнул кулаком его Мэйка и вытаращил глаза, показывая, как именно.

— Мы тааак испугались!

Вовка фыркнул:

— Что, прямо, такими и были?

— Ага, — заулыбались близняшки, видя, что парень не собирается опять падать в обморок.

— Не буду, — вздохнул Красавчик.

— Расскажешь, что там было?

— Я сейчас попробую всё пока вспомнить. Ваша мама пошла же за своим мужем или майором этим, кого она там приведёт. Тогда всё и расскажу.

Он замолчал, встал, наконец, и прошёлся по спальне. Сейчас только заметил, что она была небольшая и почти вся зелёная — светлые стены, тёмные портьеры, то ли медные, то ли бронзовые скрученные жгутом карнизы для них — все было или откровенно зелёным, или отливало зеленцой. Всё, кроме кровати. Постель и покрывало были шоколадные, только, опять же, с оттенками — наволочки трёх подушек были “разбавлены” молоком, покрывало, типа, в более тёмную клеточку, что особенно походило на плитку шоколада, а простыня и пододеяльник — почти чёрного цвета горького шоколада. Он подошёл к окну и выглянул наружу, чуть свесившись головой вниз. Вроде, третий этаж. Но высоко. И вид, конечно, шикарный! Он смотрел и вдыхал этот воздух, в котором была масса таких запахов, которых у себя он бы и не ощутил, да и не стал бы этим заморачиваться. Вова нахмурился. Что за жизнь он вёл дома? Блин, проср…л столько всего! Родители чем только его не заставляли заниматься — фехтованием, конным спортом, в яхтклуб таскали, “языками” мучили… А он отовсюду сбегал. Даже на фигурное катание записывали. Единственное, что он оттуда вынес — научился кататься на коньках и даже с некими выкрутасами. Зато рисовал сам и охотно, никто не заставлял. Но ни маман, ни отец не считали это чем-то выдающимся, скорее, ненужным увлечением, и не заостряли на этом ни своего, ни его внимания. Он по привычке уже полез в карман и нащупал тонкий поясок. Вот что он в нём нашёл, что никак не расстанется? Потащил уже наружу, чтобы отдать, наконец, но тут ввалилась вся драконья рать и его затормошили, закрутили: