Аскара она вышвырнуть в море не могла. На борту «Сейлы» она просто почти не выходила из каюты. Здесь, в Дороне, ждали десятки дел. Суть их она в общих чертах знала, у нее было достаточно времени в пещере-сокровищнице, чтобы вытянуть из Риолаты не одну подробность. Но об Аскаре ей ничего не было известно.

На что рассчитывала Риолата? Что этот человек ее разоблачит? Она просчиталась. Но еще немного, и все могло повернуться иначе. Не раз ей хотелось бросить все, забрать сокровища и все, что можно было взять, забыть о Дороне, восстании, Агарах…

Однако ставка была слишком высока. В борьбе же с противоречиями ее сестра оказалась весьма действенным оружием — она почти не переносила боль…

Вскоре, однако, выяснилось, что боль не лишила ее способности думать. Цепей оказалось недостаточно.

Ведь они обе обладали подобной исключительной силой. Она училась эту силу использовать, почти вслепую, пробуя, пробуя, пробуя… Но пробовала и та. Слово в состоянии было привлечь частицу силы Темных Полос. С этим проблем не было, она просто отрезала Риолате кончик языка и вырвала дыры в щеках. Едва понятное, свистящее бормотание мало чем могло помочь. Но потом оказалось, что сильнее жестов и слов — взгляд. За это знание она едва не заплатила жизнью. Если бы Риолата еще немного подождала, она смогла бы развить свои способности… Однако она поспешила. Но даже тогда взгляд красных зрачков едва не оторвал ей голову.

Как-то ей удалось тогда выкарабкаться.

Все еще сидя у стены, она дотронулась до обмотанной вокруг шеи тряпки. Она была липкой и мокрой.

Ярость прошла. Она уже понимала, что совершила серьезную ошибку. Аскар был нужен. Не только ей. Организаторы восстания связывали большие надежды с командиром доронского гарнизона, прирожденным солдатом и лучшим командиром из всех, что у них когда-либо были… Трудно будет объяснить его исчезновение, следовало считаться с дотошностью Ганедорра, Алиды и всех остальных из Драна. Конечно, никто не станет ее подозревать, но сам интерес к этому делу создаст немало хлопот.

Однако она не жалела. Она не могла больше выносить этого человека, претендующего по отношению к ней на какие-то… права. Подобные права мог иметь лишь один мужчина.

Но именно этот мужчина послал ей разорванное пополам свидетельство о собственности на «Сейлу». Дар от самого сердца. До сих пор никогда и никому… она ничего подобным образом не дарила.

Стряхнув воспоминания, Лерена снова прикусила губу и вернулась взглядом к отражению в зеркале. Она была прекрасна. Только этот шрам… Но он был не слишком заметен.

— Почему ты меня не хочешь? — с упреком спросила она. — Найдешь ты где-нибудь кого-то красивее? И вернее?

Она коснулась пальцем гладкой поверхности. Зеркало треснуло.

Треснуло и зеркало Ридареты. Она разбила его ударом кулака.

Дверь открылась, и из соседней комнаты вошли двое. Она окинула их взглядом. Закрывавшая выбитый глаз повязка была темно-зеленой, так же как и платье, а по краям обшита серебром. Она обожала серебро. Серебряные браслеты, серьги, перстни и ожерелья. Когда-то, когда она командовала «Морским Змеем», на ней было серебро, много серебра…

Она показала руку.

— Я поранилась, — спокойно объяснила она. — Ничего страшного.

Мужчины быстро переглянулись. Это были первые слова, произнесенные ею за многие недели.

— Все прошло… — сказала она, чуть наклонив голову. — И не вернется.

Неожиданно она встала. Те инстинктивно отступили.

— Госпожа… — сказал один.

Она прервала его на полуслове.

— Мне нужно немного боли, — чуть улыбнулась она. — Я должна проверить, не забыла ли я, как разжигают огонь…

Она повернула голову вбок, чуть наклонилась и посмотрела искоса, все с той же улыбкой. Красно-желтое пламя с гулом охватило одежду обоих. Нахмурив брови, она смотрела, как воющие живые факелы мечутся по комнате.

— Пока я умею только поджигать, — с сожалением проговорила она. — Может быть, когда-нибудь я научусь и гасить.

Она вышла из комнаты. На лестнице ей встретился испуганный хозяин дома.

— Хочешь похудеть, толстячок? — спросила она. — Ну, иди сюда, я вытоплю из тебя немного сала.

Огненный шар с воем скатился по лестнице.

Смеркалось.

Таменат-Посланник, однорукий старик, громадный, словно гора, с все еще высоко поднятой лысой головой, подошел к окну, бросив взгляд на внутренний двор замка, по которому беспокойно бегали псы. Он привык называть свой дом замком; однако это был всего лишь приземистый восьмиугольник, окруженный стеной. На Черном Побережье такого дома было бы недостаточно. Но здесь, на этом острове, давно уже не было стражей Брошенных Предметов. Другое дело в море. Гехеги иногда выходили на сушу, но для защиты от них вполне хватало псов-басогов, которых он держал. А уж стена гарантировала полную безопасность.

Он наклонил голову прислушиваясь: ему показалось, что издалека донеслось пение сирен. Действительно, они пели… Он любил их песни, очень грустные. Однако он понимал, что именно в это мгновение на каком-то паруснике гибнут искатели приключений. Сирены никогда не пели просто так.

Честно говоря, он уже давно не слышал их пения. Наверное, уже несколько лет.

Может быть, он и помог бы погибающим, несмотря на то что путешествия за бессмысленным богатством, каковым были для авантюристов Брошенные Предметы, он глубоко презирал. Однако он не мог ничем помочь, не видя того, против чего хотел использовать Формулу. Он мог защитить от пения сирен самого себя, но лишь от такого, доносящегося издалека. Если бы пение звучало более отчетливо, он мучился бы как любой другой или немногим меньше. Другое дело, что он наверняка остался бы в живых.

Пение внезапно смолкло, и Таменат подумал, что теперь очередной корабль с мертвой командой будет дрейфовать по морю, пока не прибьется к каким-нибудь берегам. Кто знает, может быть, даже к берегам его острова? Сирены пели совсем недолго. Видимо, они были рядом с кораблем, раз столь короткого пения оказалось достаточно.

Самый старый мудрец Шерера отвернулся от окна и направился к середине комнаты. Большой стол был устлан мелко исписанными страницами.

Таменат творил свой вклад в Книгу Всего.

Пора. Он знал, что скоро умрет.

Наклонившись, он подсунул руку под крышку стола, после чего, выпрямившись, слегка приподнял его и передвинул. Перемещение стола вокруг кресла вносило в его монотонную жизнь хоть какое-то разнообразие.

Он уселся на широкое сиденье — твердое, из дубового пня, которое когда-то вырубил сам.

Потом встал и принес Книгу… Память. Память его подводила — все чаще.

Мрак постепенно заполнял комнату…

Таменат читал.