Внизу ждет такси, – напомнила она, и, прежде, чем он возразил, выскользнула за дверь. Через пару минут пришло сообщение.

– Спасибо за вечер! – И смайлик, посылающий ему поцелуй.

Лекс постоял перед окном пару минут, собираясь с мыслями. Сообщение и смайл – это добрый знак. И теперь у него есть ее телефон. Может, и стоило остановиться на этом. Пока. Но Лекса несло. Она едва ушла, а он уже нестерпимо хотел ее видеть. Сегодня она работала в баре «Сток». Отказать себе в удовольствии посмотреть, как она танцует, он не мог. Ну, немножечко, издалека, не подходя. Только еще раз посмотрит на нее и все. Но сначала один звонок.

Как всегда, ни «привет», ни «как дела», сухое и четкое «да».

– Они танцуют на пилоне, – выпалил Лекс, тоже не распыляясь на подходы и приседания. – Точнее, не так. Они танцуют на каблуках. На стрипах.

После недолгого молчания:

– Кто?

– Все три жертвы, – пояснил Лекс. – Маньяк сдвинут на ногах. На ногах девушек, танцующих на каблуках.

Лекс коротко изложил суть.

– Ты думаешь, это общая черта? – после долгого молчания проговорил Егерь. – Надо проверить. Фаина балерина, но давно на пенсии. Чем она занималась последнее время? Ну, с Земской понятно, стриптизерша. На стрипах танцевала.

– А Демидова танцевала в студии танцев. И тоже на стрипах, – напомнил Лекс. Он слышал, как Егерь думает.

– Дикому нравились танцовщицы, – медленно проговорил он.

– Да, – согласился Лекс и положил трубку. Им обоим надо было подумать.

Лекс назвал таксисту адрес бара. Он только посмотрит, выпьет бокал и вернётся спать в свою кровать – пообещал он себе. А еще он надеялся, что бар окажется достаточно большим, темным, заполненным народом, и Повилика его не заметит.

Глава 31

Ромик копался в папках. Он что-то выписывал на листочек, по-детски слюнявя ручку, словно карандаш, отчего губы давно посинели, что-то наговаривал басистым шёпотом на диктофон. Он прятался за активной работой, за деятельным сознанием, как за ширмой, сквозь которую не проникало унылое настроение шефа. Хуже уныния Егеря не было ничего. Уж лучше бы метал молнии и ругательства, крушил мебель и предметы интерьера. Но выпало депрессивное смирение. Явление редкое. Лучшим решением было бы убежать, как Вероника, но Ромик прозевал момент и теперь отгораживался папками, суетливой деятельностью и просто плотно сжатыми губами. Перетерпеть.

Шеф отправлялся в СИЗО. Никто из его коллег не знал точно, почему заведение для осужденных за преступления отзывалось таким выморенным психологическим состоянием у Егеря. Но они могли только поддержать, сделав вид, что ничего не происходит.

Ромик бросил на закрывшуюся за шефом дверь обеспокоенный взгляд и посочувствовал Сереге. На того ложится основная нагрузка.

Серега не обладал сложно организованной натурой и не подозревал о доставшейся ему участи. В независимости от настроений шефа он считал своей обязанностью заботиться, обеспечивать уют и комфорт во время езды, а для психологической поддержки возил в бардачке фляжечку с коньячком. Закуски вот только не было. По такой жаре даже сальцо расплавится и сдохнет, о каких-либо кулинарных изысках и вовсе речь не шла. Поэтому Серега обрадовался, получив команду заехать за какой-нибудь едой. Теперь закусить будет чем. А про тюрьму он уже знал. Ну, тюрьма и тюрьма. Чего тут переживать-то?

Егерь уже бывал в СИЗО 452. Давно, лет пять назад. Угнетающее примитивное серое строение, обмотанное, словно кругами ада, колючей проволокой, шипами и поводками овчарок. Ненависть, злоба и обреченность, как бетонные плиты ложились на плечи, едва машина проезжала первый КПП. И вывозил ты оттуда эти же злобу, ненависть и обреченность и потом долго, по камушку, стряхивал с себя.

По отчетам, которые им регулярно выдавали на планерках, он смутно припоминал, что там провели ремонт, большую часть охраны заменили какой-то автоматической системой, камеры сделали малочисленными и еще что-то, он уже не помнил. Не так уж и важно. Он не сомневался, что никаким ремонтом, никакими автоматическими системами не прикрыть ярость и безнадегу, что прочно засели в этом заведении.

Отчего Егеря так выносила тюрьма, почему так коробила и пугала, он точно не знал. Многие следователи спокойно переносят подобные визиты. Ну да, приятного мало, но не в обморок же падать? Егерь деревенел, окружал себя оболочкой непроницаемого кокона и стоял на страже каждого миллиметра этих границ, чтобы ничего не просочилось.

Он воспринимал тюрьму, как конечную точку, как итог работы их системы. Его работы. Она клеймила недостойностью нахождения в обществе, ставила штампик изоляции.

Егерь подстерегал, доказывал и ловил, чтобы отделить преступника от нормальных людей. И он осознавал, предполагал, нет, знал наверняка, что грань, деление на преступников и честных граждан условная. Все может сложиться иначе, стоит только по-другому провести черту. Егерь, как никто, знал, что возможность оказаться там есть у каждого, вообще у каждого. Он и сам ходил под следствием, даже под двумя, и оба за причинение тяжелых увечий. Возможность присмотреть камеру и себе. Впрочем, надолго она ему не понадобится.

От подобных дурацких мыслей по спине бегали мурашки размером с крысу.

Егерь не любил есть в машине. Серега еще больше не любил, когда едят в его стерильной и вылизанной машине, но они с каким-то остервенением заглотили по целой пицце и еще по коробке с лапшой плюс тройной наполнитель. Как сообщники молча и спешно уничтожали еду, будто готовились к какому-то изматывающему испытанию, которое отнимет у них массу сил.

Серега и Егерь заржали, когда столкнулись лбами над коробкой с пиццей, потому что у обоих потек сыр. Серега отложил кусок и преданно посмотрел на Егеря.

– Вы же не отбывать туда едете, – спокойно напомнил он. – Поговорите с кем надо, и я отвезу вас обратно.

Серега не понимал, что за эмоции наполняли его шефа, но он ясно видел, что эта поездка давалась ему непросто. В любой другой ситуации он посчитал бы недопустимым лезть со своей поддержкой. Но сейчас, ему казалось, Егерю понадобится каждая крупинка сил. Серега готов отдать. Он сам потом пиццей заест, а шефу должно полегчать. И Егерю легчало.

– Поверьте, Егор Константинович, я вывезу вас оттуда и доставлю домой, даже если за нами будет гнаться весь гарнизон.

Егерь заржал, вытер физиономию влажной салфеткой и похлопал парня по плечу.

– Нам еще рано туда. Прорыв пока не понадобится.

Коробки и пакеты оказались на помойке, машина плавно покатила по разгоряченному асфальту. Жара отказывалась сбавлять обороты, будто боролась за одной ей известную чистоту генофонда. Те, кто не выдержат, сдохнут. Егерь облокотился на спинку сидения и постарался расслабиться, прогнать назойливые