– Это беззаконно!

– Закон здесь я. До самой весны.

Мистина улыбнулся, будто с нетерпением ждал прихода весны, тем самым подчеркивая, как еще до нее далеко…

* * *

Выйдя из Мальфридиной избы, Мистина кивнул Хотигостю, десятскому, на дверь: как договорились. Потом немного постоял во дворе: поварня уже не дымила, зимний воздух был чист и напоен запахом свежего снега. Мистина повернулся к жилой княжеской избе. Эльгины десятские требовали, чтобы его распоряжения им до наступления ночи подтвердила княгиня, и пришла пора объясняться.

Сегодня княгиня отдыхала после проводов невесты и собиралась улечься пораньше. Когда Мистина вошел, с Ратияром позади, Святка уже спал на лавке, Добрета раскладывала постельник рядом на полу. Дверь спальной клети была приоткрыта – Эльга велела прирубить ее прошлым летом. Увидев воеводу, Добрета метнулась туда – предупредить. Мистина вошел сразу вслед за ней: Эльга сидела на лежанке, и Совка расчесывала ей на ночь волосы.

– Ты что это – ввалился, как медведь в овсы! – Удивленная Эльга поспешно встала и набросила на голову платок. Ближняя челядь давным-давно знала всю правду, но она старалась соблюдать приличия даже перед собственными служанками. – Случилось что?

– Да. Случилось. Я прямо сейчас тебе все и расскажу.

Мистина кивнул девкам, и те вышли. Закрыв за ними дверь, Ратияр сел на пол и привалился к ней спиной – из того, что будет сказано внутри, никто даже в этой избе не услышит ни слова.

Эльга замерла, выжидательно глядя на Мистину. Он подошел к ней вплотную, сбросил убрус с ее головы, запустил пальцы в волосы и стал целовать – так жадно и настойчиво, что она невольно попятилась, но он обнял ее одной рукой и крепко прижал к себе.

– Ладно тебе! – Она отстранилась и наклонила голову: – И впрямь случилось что или ты меня срамить пришел?

– Правда случилось. И пришел я… – Мистина перевел дух, выпустил ее и сел на лежанку. – Помнишь… – он взглянул на Эльгу снизу вверх, – мы говорили… про то, чтобы болгарыню избыть…

– Что – говорили? – осторожно спросила Эльга, спешно соображая, о чем речь, и тоже села.

– Если ты хочешь, – Мистина накрыл ее руку своей, – я могу избавить тебя от них обоих прямо сейчас. И от нее, и от Бояна.

Эльга шире раскрыла глаза. За эти два года она и привыкла к тому, что у Ингвара есть другая жена, и убедилась, что обещанной пользы от этого союза не видно. Она почти привыкла и к этой странной жизни – когда сама она была княгиней киевской, но не женой киевскому князю. Когда у Ингвара имелась другая жена и подрастал где-то в Витичеве другой наследник. Когда в глазах и челяди, и гридей, и даже бояр она читала убежденность в том, что Мистина Свенельдич и есть тот четвертый, который делает их странный союз таким устойчивым…

Но понимала: это не может продолжаться вечно. Кто владеет наследницей Вещего, владеет Русью. Ингвар уже не чувствует себя хозяином в собственном стольном городе. И однажды он решит, что отдал побратиму непозволительно много…

Эльга ждала продолжения, но Мистина молча смотрел на нее. Сейчас он сам не знал, чего хочет, – а такое бывало с ним редко. Он хотел, чтобы Эльга была счастлива – для этого требовалось раскрыть Ингвару глаза на вред брака с болгарыней и отослать ту назад, к родне. Но воссоединение княжеской семьи обездолило бы его самого – и на это ему, обычно решительному, пойти было трудно. Сам он два года спустя уже был не прежним и сомневался, что прежняя доля его устроит.

Случившееся под Роднем привело Эльгу в ужас. Мистина и впрямь поступил как разбойник, как волк лесной – пренебрег княжьей грамотой, обещавшей болгарским гонцам безопасность. Пренебрег той самой печатью, силу которой сам воплощал и хранил.

– Если ты знал, что Боян – изменник, зачем ты позволили ему отослать гонцов? – шепотом кричала она, уже видя мысленно войну еще и с Болгарским царством – в то время как до мира с греками еще пахать и пахать!

Платок упал с ее головы, но она и не заметила. Сидя в сорочке на лежанке, Эльга в ужасе смотрела на Мистину, который расстегивал пояс и стягивал кафтан – в спальной клети после топки было жарко.

– Затем, что если бы мы просто ему запретили, он послал бы гонцов тайком, – так же полушепотом отвечал Мистина. – Я не мог следить за всеми его людьми до самой весны!

– Если так, ты мог бы просто их перехватить. И держать в том же Родне, пока войско не выйдет в поход. Он бы не узнал, но шесть человек были бы живы!

– Тогда и я бы ничего не узнал. – Мистина швырнул кафтан на ларь. – Или пришлось бы вытягивать по словечку каленым железом. Правду знал только Васил и еще кто-то один – из тех, кто ушел со второго ночлега. Вот чтоб рука отсохла! Если бы Васил просто сдался Альву, я оказался бы не прав. Но он убил себя – а значит, ему и его господину есть что скрывать. И тайна эта дороже жизни!

– Если бы ты сказал мне заранее… – Эльга встала и шагнула к нему. – Я бы не позволила…

– Потому и не сказал. А у меня на вороту брань не виснет.

– Ты обманул меня! – От гнева голос Эльги дрожал, на глаза просились слезы негодования. – Я дала ему грамоту, что они могут ехать безопасно, а ты… ты уже знал, что эта грамота плевка не стоит!

– Иначе плевка не стоил бы весь наш будущий поход. Что тебе дороже?

Эльга отвернулась от него и снова села на лежанку. Какой толк теперь бранить его? Дело сделано. Мертвых не воскресить, грамоту не послать, кому назначено. А к тому же… Мистина ведь оказался прав. И Эльга содрогнулась: певец Боян, очаровавший всех в Киеве, обернулся змеем ползучим. Выжидал случая загубить все их труды, надежды… людей, суда… сам княжий род и всю Русь с ним.

По обыкновению, она не слышала, как Мистина подошел сзади, присел за ее спиной, обнял и стал целовать плечо, двигая ворот сорочки. Сказать было больше нечего, но его поцелуи говорили: я сделал это ради тебя. И она в это верила. Чем лучше Эльга сознавала, что произошло, тем лучше понимала: грязный способ выяснить правду был единственным. И тем, что Мистина ничего не сказал ей заранее, он оказал ей еще одну услугу.

Но даже эти тяжелые мысли улетали легко и быстро, вытесняемые ощущением его поцелуев. В кольце его рук ей стало тепло, весь мир отступал, будто пятился, молчаливо обещая до утра не тревожить. Завтра она поговорит с Бояном… может, что-то прояснится… А сейчас Эльга ясно понимала то, что Мистина хотел сказать ей: пробираясь по жердочке над Огненной рекой, где кипели бесчисленные смерти, они оставались живы. Он давал ей это ощущение, а сам получал чувство жизни от нее, как это было в тот день в Вышгороде, когда она впервые увидела его после похода. И так это повторялось, хоть и слабее, каждый раз между ними…

Она повернулась к нему, и тут же его губы прижались к ее губам. Эльга обхватила его за шею, уже ни о чем не думая: ощущение его близости наполняло ее чувством, будто они слиты воедино и уносятся куда-то очень далеко от земли и всего земного. Она парила в бездне ночного неба, полной звездным светом, и мужчина в ее объятиях был божеством, воплощением всей мужской силы всемирья…