– Я тоже, – сказал Ройс.

* * *

Мельничная улица представляла собой узкую мощеную дорогу в обрамлении неровных стен кирпичных и каменных зданий, стоявших вплотную друг к другу. Узкие балконы отбрасывали тени на брусчатку, где дождевая вода текла вдоль тротуаров. Ни деревья, ни кусты, ни трава не нарушали унылой картины. Это была важная улица, степенная, лишенная чувства юмора; она не просто хмурилась, а сурово взирала на мир. Даже в таком оживленном городе на Мельничной улице не было никого, лишь закрытые окна и запертые двери. Только на одном здании были синие ставни. Оно стояло ближе к середине квартала, и на каждом из трех этажей виднелись узкие окна с пустыми цветочными ящиками, выкрашенными в синий цвет. Старомодный чугунный свечной фонарь освещал парадную дверь, также сапфировую. Латунный дверной молоток был выполнен в форме дятла, усевшегося в центре двери над большим зарешеченным окном и прижавшегося клювом к пластинке.

Как и говорила женщина, не было никаких признаков того, что здесь сдается комната.

– Говорить буду я, – сказал Адриан, берясь за дятла. Тот издал неожиданно громкий стук-стук-стук!

– Ты? Да ты неопытный переговорщик! – возразил Ройс, очищая подошву сапог о крыльцо. – И слишком щедрый. Дай тебе волю, и скупая торговка оберет нас до нитки.

– Именно этого нам и следует избегать. «Скупая торговка» – не лучший способ обращения к женщине, которая может разделить с нами свой дом.

Ройс нахмурился:

– Я не собирался говорить это ей в лицо.

– Но ты об этом подумал.

– Она не может читать мои мысли.

– Вообще-то их выдает твой тон.

– У меня нет тона. – Ройс посмотрел на дятла. Капюшон вора был поднят, и капельки дождя на ткани блестели в свете фонаря. – Кроме того, я профессиональный вор. Зарабатываю на жизнь убедительной ложью.

– Ты пугаешь людей, – усмехнулся Адриан. – Это одинокая пожилая вдова. Она не станет рисковать и сдавать комнату тому, кто ее пугает. Она…

Открылась не дверь, а забранное латунной решеткой окошко. За ним возникла худая, иссохшая седая женщина. Сжав губы и придерживая шаль у шеи, она встревоженно выглянула наружу. И увидела Ройса.

Тот секунду смотрел на нее, потом со вздохом отошел, уступая место Адриану.

– Несвятые близнецы! – выругалась женщина, сердито глядя на них обоих. Изогнутые, нахмуренные брови подчеркивали ее большие глаза, запавшие, но выпуклые. – Если нужно подаяние, то вы ошиблись дверью. Если что-нибудь продаете, Купеческий район – в центре города. Если вы сплетники, уверяю вас, я уже все слышала. Если создаете неприятности… уж поверьте, у меня их более чем достаточно.

Адриан ошарашенно моргнул.

– Ах, прошу прощения. – Ее голос смягчился, брови опустились. – Теперь я вижу. Вы просто идиоты. Уходите. Поиграйте под дождем. Оставьте в покое симпатичную птичку на моей двери. Она ненастоящая и не умеет летать. – Вдова взмахнула хрупкими пальцами. – Река в той стороне. Если свалитесь в нее, то, вероятно, все ваши неприятности прекратятся. Доброй ночи и прощайте. – И она с улыбкой захлопнула окошко.

– Мы пришли снять комнату! – крикнул Адриан, понижая голос на каждом слоге, признавая поражение.

– Отличная работа. – Ройс неторопливо поаплодировал. – Должен признать, она совершенно не выглядела напуганной.

Дверь распахнулась, стукнув дятлом.

– Вы сказали, что хотите снять у меня комнату?

– Да, – ответил Адриан. – Мы слышали, что вы ее сдаете. Это правда?

– Да. – Вдова снова оглядела их и нахмурилась. – А деньги у вас есть?

Ройс оскалился.

– Да, – кивнул Адриан и широко улыбнулся, вложив в улыбку все свое обаяние.

– Вижу, – произнесла вдова. В ее глазах мелькнуло разочарование, и она решительно повернулась к Ройсу. – Я беру четыре серебряных в день – тенентов, имейте в виду.

Ройс прищурился:

– Только при условии, что к комнате прилагается водопровод и прислуга. Даю три серебряных дина.

Женщина усмехнулась.

– Простите, я сказала четыре серебряных? Я имела в виду пять. И я принимаю только тененты. Мне не нужны никчемные дины. Это просто раскрашенные куски металла. А к комнате прилагается ночной горшок и постель. Вся прислуга, молодой человек, состоит из меня, однако не ждите, будто я пальцем пошевелю ради вас.

Ройс покачал головой:

– Мы заплатим три серебряных.

– Нет, вы заплатите шесть, если хотите остановиться тут.

– Шесть? Но… – Ройс покосился на Адриана, озадаченный и раздраженный. Вор никогда не отличался терпеливостью по отношению к детям, или старикам, или любым живым организмам. – Вы должны снизить цену. Это называется торговаться.

– А ты должен проявлять уважение к пожилым. Я не торговка.

Ройс вздохнул:

– Речь совсем не об этом.

– Об этом. – Вдова смерила его взглядом, способным высушить самый упорный сорняк.

– Думаю, она слышала наш разговор, – сказал Адриан.

– Я догадался, – мрачно изрек Ройс.

– Цена – шесть серебряных. Или вы предпочтете семь? – Старуха чопорно скрестила руки на груди и поджала губы. Хотя они с Ройсом были примерно одного роста, вдова умудрилась глядеть на вора сверху вниз, ожидая неизбежного ответа, который, судя по ее лицу, был ей известен с самого начала.

– Вы хорошо торгуетесь для неторговки.

– А кроме того, идет дождь, и город забит под завязку. – Женщина протянула руку, ладонью вверх. – Плата вперед. Если не станете соблюдать мои правила, я вышвырну вас, а деньги оставлю себе.

– Какие правила?

– Вести себя тихо и уважительно и прибирать за собой. Никаких женщин. Никаких животных. Никакого алкоголя. Никакого курения и никаких глупостей. Завтрак на рассвете. Обед не предусмотрен. На завтрак не опаздывать. Я не люблю выкидывать продукты.

Адриан достал монеты из кошелька. Вдова взяла их и внимательно изучила каждую при свете фонаря.

– Вероятно, мы захотим остаться на несколько ночей, – произнес Адриан и полез в карман за новыми монетами.

Женщина подняла руку, останавливая его:

– Сначала посмотрим, как пройдет первая. Как вас зовут?

– Болдуин и Грим, – заявил Ройс.

Она сжала монеты в кулаке и шагнула в сторону, позволяя напарникам войти.

– Что ж, мистер Болдуин и мистер Грим, ваша комната – вверх по лестнице и налево. Меня зовут Эвелин Хемсворт.

Меркатор Сикара поежилась под холодным дождем и плотнее завернулась в тонкую шаль. Как обычно в это время года, влажный, соленый ветер с залива дул по Винтаж-авеню. Шквал свободно проносился между Гром-галимусом и Имперской галереей, двумя самыми большими зданиями на площади Дария, и пронизывающим порывом летел дальше вдоль реки. Больше похожая на паутину шаль была слабой защитой от подобной атаки, и проливной дождь усугублял холод.