Они выключили свет, забрались в постели. Нэнси лежала с закрытыми глазами, но, как ни старалась, не могла заснуть. Не помог даже стаканчик бренди, который услужливо достал ей молодой Гарри Маркс, сознание не отключалось, и Нэнси бодрствовала, лежа в постели, будто уже давно рассвело и утро полностью вступило в свои права.

Она слышала, что Мервин тоже не спит, ворочается наверху. Нэнси лежала, до подбородка натянув одеяло. В отличие от других отсеков, в их купе не было никаких шторок, поэтому она могла рассчитывать только на темноту.

Она почему-то подумала о Маргарет Оксенфорд — молодой, наивной, сомневающейся, полной идеализма. За робкой внешностью скрывался упорный, волевой характер, и в этом они были похожи: Нэнси тоже в свое время выдержала битвы с родителями, по крайней мере, с мамой. Мать хотела, чтобы она вышла замуж за юношу из старой бостонской семьи, но в возрасте шестнадцати лет Нэнси вдруг влюбилась в Шона Линеана, студента-медика, отец которого был, о ужас, мастером на фабрике у па. В течение нескольких месяцев мама плела интриги против Шона, рассказывала ей ужасные сплетни о том, что он якобы имеет амурные дела с другими девчонками, всячески поносила его родителей, хваталась за голову, притворялась больной, ложилась в постель, упрекала дочь в эгоизме и черной неблагодарности. Нэнси страдала, но держалась стойко и в конце концов вышла за Шона и любила мужа до последнего его вздоха.

Правда, Маргарет не такая сильная, и Нэнси даже пожалела, что в слишком откровенной форме советовала ей бросить семью, отца-деспота и уйти в самостоятельную жизнь. Однако кто-то должен был прямо сказать девушке, что хватит хандрить, пора становиться взрослой. В ее возрасте у Нэнси уже было двое детей.

А кроме того, она дала не только совет, но и сделала вполне конкретное предложение. Остается только надеяться, что можно будет выполнить взятое на себя обещание.

Теперь все зависит от старого негодника Дэнни Рили, который один мог повлиять на баланс сил в борьбе с братом. Нэнси опять стала мысленно искать решение проблемы. Удалось ли Маку связаться с Дэнни? Рассказал ли он ему легенду о судебном разбирательстве, и если да, то как отреагировал этот плут? Вдруг сразу догадался, что все это выдумки, чтобы оказать на него давление? Или он испугался? Вопросы, вопросы, когда же будут ответы? Надо обязательно поговорить с Маком на следующей стоянке в Ботвуде. Тогда ситуация хоть как-то прояснится.

Самолет болтало, кидало из стороны в сторону, Нэнси лежала на полке уже час или два, но состояние беспокойства и нервозности только усиливалось. Никогда раньше она не пугалась в самолете, правда, и в такую погоду летать не приходилось. Нэнси отодвинулась от края, чтобы не упасть. Ничего, после смерти мужа разное бывало, но она внушила себе, что должна быть мужественной и сильной. И все-таки, как не бояться, когда ветер швыряет их, словно бумажный кораблик, стоит оторваться крылу или заглохнуть двигателям, и они штопором вонзятся в бурлящее море. Ужасная картина стояла перед глазами, она сильно зажмурилась, закусила подушку. Вдруг самолет действительно взял резко вниз, начал падать. Нэнси ждала, что вот-вот свободное падение прекратится, но оно продолжалось. И когда показалось, что ровно через секунду тонкая струна, соединяющая ее с жизнью, оборвется, Нэнси не сдержалась и стала тихонько всхлипывать. Однако оплакивать себя было рано, потому что самолет тотчас вынырнул, выпрямил курс.

Неожиданно она увидела прямо перед собой Мервина, он опустил руку ей на плечо.

— Ну что вы, все хорошо, успокойтесь. Такое бывает. Просто буря немного шалит.

Ей было приятно слушать его мягкий британский акцент. Она судорожно схватила его руку, сжала пальцами и не отпускала. Он присел на край полки, ласково погладил ее волосы, словно убаюкивал ребенка. Ей все еще было страшно, но с каждой его лаской она все больше успокаивалась.

Нэнси не знала, сколько времени так продолжалось. Наконец «болтанка» прекратилась. Она вспомнила, в каком положении находится, и отпустила его руку. Ей было трудно подобрать какие-то слова, к счастью, они оказались не нужны — Мервин молча встал и вышел из купе.

Нэнси включила свет, вылезла из постели, накинула ярко-синий халат поверх ажурного черного неглиже, присела за столик. Она принялась расчесывать волосы, это ее всегда успокаивало. Странно, думала она, такой грубый, а так тонко поступил: сначала успокоил, потом галантно вышел, не стал ждать слов благодарности, дал ей время прийти в себя.

Мервин вернулся с двумя стаканчиками и бутылкой бренди, налил ей и себе. В одной руке она держала стакан, другой схватилась за край туалетного столика, потому что снова немного трясло.

Нет, определенно, он нравился ей все больше. Вот и сейчас, сидит в своей смешной ночной рубашке, вид комичный, и, главное, знает это, но ведет себя с таким достоинством, будто на нем его строгий двубортный костюм. И правильно, только сильные люди не боятся показаться смешными, они ценят содержание.

Она потягивала бренди. Теплая влага моментально согрела ее тело.

— Чудно как-то, — начал разговор Мервин, — иду я сейчас в мужскую комнату. Вдруг оттуда вылетает перепуганный насмерть пассажир. Вхожу — иллюминатор разбит, рядом с осколками стоит бортинженер, вид чертовски виноватый. Спрашиваю, что случилось, а он вешает мне лапшу на уши, дескать, ветер несет камешки и льдинки, только сдается мне, что они сами разбили это стекло в драке.

Нэнси мысленно поблагодарила его за то, что он стал беседовать на отвлеченную тему, иначе оставалась бы неловкость и она все равно думала бы о руке, которую держала в своих пальцах.

— Какой это бортинженер?

— Приятный на вид малый, примерно моего роста, светлые волосы.

— Знаю, видела. А пассажир?

— Насчет имени понятия не имею. По внешнему виду бизнесмен, бледно-серый костюм. — Мервин поднялся, налил ей еще бренди.

Нэнси только сейчас заметила свои голые коленки, которые кокетливо выглядывали из-под халата, стало неловко, что мужчина сидит рядом и видит ее ноги, но она быстро успокоила себя тем, что Мервин преследует жену, которую обожает, и, даже если Нэнси будет сидеть перед ним полностью обнаженная, все равно он вряд ли обратит на это внимание. То, что он положил тогда руку на ее плечо, — лишь дружеский жест, не более, чистый и непорочный, нечего выдумывать. И, хотя какой-то вкрадчивый внутренний голос говорил ей: посмотри, а он ничего, еще очень даже может… она быстро прогнала эти искусительные мысли.

Думая, как бы продолжить разговор, она неожиданно спросила:

— Жена все продолжает дурить?

— И не говорите, свирепа, как кошка.

Нэнси улыбнулась, вспомнив сцену в купе, которую она застала недавно: жена кричит на него, ее дружок на нее, а Нэнси стоит на пороге и смотрит. Диана с Марком немедленно замолчали и стыдливо ретировались, чтобы продолжать свою ссору где-нибудь в другом месте. Она тогда воздержалась от каких-либо комментариев, не хотела обижать Мервина. И сейчас не очень удобно задавать личные вопросы, но обстоятельства так сблизили их, за короткое путешествие они узнали очень многое друг о друге.