— Глупости не говори. Хватит мне на совести и Звездочёта.

— Я иду с вами, — Мандела смотрел упрямо, белым, раскаленным, как вольфрамовая дуга, взглядом. — И точка.

Когда негр ушёл, Уберфюрер сказал:

— А парень-то кремень. Хоть и чёрный.

* * *

А сейчас ему предстояло идти на поверхность с необкатанной, необстрелянной командой, имеющей о дигге весьма смутное представление. Иван посмотрел на сияющее лицо Кузнецова. Н-да.

Зато энтузиазма у нас хоть отбавляй.

— Запомните главное, — Иван оглядел компанию, передёрнул затвор автомата, поставил на предохранитель. — Не останавливаться. Ни в коем случае. Всем понятно? Ведём огонь короткими очередями и продолжаем движение. Если остановимся, нас загонят в угол и съедят. Понятно? Убер?

Тот кивнул. А что тут не понять? — словно говорила его резиновая физиономия. Даже в противогазе он умудрялся выглядеть арийцем. Уберфюрер поднял и положил пулемет себе на колени (РПД и цинк патронов к нему). У Седого — автоматический дробовик «Сайга». У Манделы двуствольное ружье. У Миши АК-103 с пластиковым прикладом. В общем, почти все дальности мы накрываем при необходимости.

— Мандела? — спросил Иван. — Не останавливаться. Ты понял?

— Понятно, командир.

— Миша?

— Д-да. Понял.

— Красин? — моряк кивнул. Поверх химзащиты у него была надета морская шинель. Блин, у всех свои причуды, подумал Иван.

— Седой? Убер?

Иван кивнул каждому по отдельности и сказал:

— Присядем на дорожку.

Присели. Иван оглядел свою команду. Два бритоголовых, один молодой, четвертый как вакса, пятый алкаш. весёлая компания. Сейчас наденем противогазы и станем близнецами, попробуй отличи. Что объединяет людей мира после Катастрофы? — подумал Иван. — Противогаз и химза? Это уж точно.

Из всех участников экспедиции на поверхности раньше бывали только он сам, Иван, да скины. Что-что, а скучать не придётся.

— Ну всё, с богом. Надеть противогазы.

Как под водой оказался. Гул в ушах. Вдох, выдох. Вдох, выдох.

— Ни пуха, ни пера, — сказал Водяник. Голос профессора доносился словно из соседнего помещения.

— К чёрту! — Иван встал. — Ну, — он набрал воздуху в грудь. — Бато-ончики!

Петербург, боль моя.

Полуразрушенный, заброшенный Исаакий. По монолитным гранитным колоннам, что устояли даже под ударной волной, поднимаются серо-голубые лианы. Возможно, ядовитые. И уж точно радиоактивные. Иван надвинул на глаза тепловизор — ты смотри, действительно светятся на экране. Лианы вокруг гранитных столбов выглядели через тепловизор голубыми с лёгким зелёным отсветом. И давали едва заметный туманный след, когда Иван резко поворачивал голову… И туда мы тоже не пойдём.

Здорово было бы однажды забраться внутрь Исаакиевского собора — Иван много слышал от стариков, как внутри офигенно, но вот всё не доводилось. И не доведется, возможно.

— Ван!

Он развернулся, забыв поднять окуляры тепловизора. Блин! Отшатнулся. В первый момент Ивану показалось, что перед ним — ядерная вспышка.

В поле зрения тепловизора оказался человек-Армагеддон, пылающий в жёлто-красно-зелёном спектре. Иван поднял руку и сдвинул окуляры тепловизора на лоб. На какую-то ненормальную яркость эти приборы выставлены. Глаза горят, точно обожженные.

Вместо человека-Армагеддона перед ним был Уберфюрер.

— Ван, слышишь?

— Что? — спросил Иван.

— За нами вроде идёт кто-то. Чуешь?

Им повезло с погодой и временем года. Сейчас в Питере стояли знаменитые белые ночи, если календарь Профа не врал. Впрочем, календарь Звездочёта расходился с ним всего на пару дней, так что…

«Время гулять до утра и фотографироваться у мостов», как сказал профессор.

Угу. А до утра им нельзя. Глаза, привычные к искусственному свету метро, наверху не выдержат и нескольких минут. А вот серые сумерки, вроде тех, что сейчас — самое то для диггеров.

И светло, и глаза не режет.

Всё-таки тепловизор отличная вещь — он отмечает разницу в температуре тела в десятую долю градуса. Через него практически любой человек, любая тварь, как бы она ни пряталась, видна как на ладони. Главное, чтобы она была хоть чуть-чуть теплокровной.

Тепловизору не помеха туман, отсутствие света, дым. С тепловизором можно идти по туннелям метро без всяких фонарей, чего даже прибор ночного видения не позволяет — тому нужно хотя бы слабое освещение. В общем, идеальная вещица для диггера. И ещё удобнее тепловизор на поверхности, в городе. Даже глаза, привычные к слабому свету, не могут отличить тварь с расстояния в километр. А тепловизор — легко.

Кстати, насчет километра.

Иван повернул голову, всмотрелся. Так и есть.

— Что там? — спросил Уберфюрер, уже сообразив, что просто так им не отделаться.

— Собаки Павлова, — сказал Иван. — Запалят нас — и конец. Замерли и стоим как можно тише, и чтобы ничего не звякнуло. А то сожрут с потрохами. Тихо, я сказал! Предохранителями не щёлкать, яйцами не звенеть, — вспомнил он обычное наставление Косолапого. — Они в основном на звуки реагируют. Ти-ши-на.

Ожидание длилось бесконечно.

Огромная стая собак светящейся зелёно-красно-жёлтой массой перетекала Дворцовый мост, разбивалась на тонкие цветные струйки, затапливала набережную.

* * *

Подводная лодка с номером на рубке С-189. Некогда серая, а теперь потемневшая, с пятнами ржавчины. Много лет назад её подняли со дна гавани для старых кораблей, починили, залатали, отремонтировали и перегнали к набережной Лейтенанта Шмидта.

Сделали из неё музей.

— Ну и зачем нам лодка-музей? — спросил тогда Иван у Красина, в первую их встречу.

— А вот зачем… там, на ней, внутри всё законсервировано. И вполне возможно, всё уцелело. Корабельный дизель. Приборы. Да много чего. Возможно, это единственный корабль во всем Питере, который сможет двигаться своим ходом.

* * *

…Своим ходом, значит. Иван покачал головой. Вот мы сегодня и проверим.

Он надвинул на глаза тепловизор и пригляделся. Идти в нём не очень удобно, а вот находить цель и стрелять — одно удовольствие.

Собаки — красно-жёлто-зелёная светящаяся масса — перетекли Дворцовый мост и теперь спускались вниз по Дворцовой набережной, вдоль Эрмитажа. Сколько же их? В окулярах тепловизора они сливались в яркую медузу, в единое существо, выбрасывающее в стороны тонкие щупальца.

Вот и последние капли этой биомассы перетекли вниз, вот они уже у Троицкого моста…

— Теперь побежали, — Иван поднял тепловизор на лоб. — Быстрее!