— Смотри! — крикнул Имнак.

Я обернулся. Остальные тоже как завороженные смотрели в небо.

Позади нас на сотни пасангов растянулся цветной, переливающийся занавес.

— Сейчас не сезон, — заметил охотник.

В следующую секунду у многих вызвался невольный крик ужаса. Дети плакали и отворачивались. Женщины визжали.

В одно мгновение величественный воздушный занавес превратился в гигантскую голову кюра. Левое ухо было наполовину оторвано. Губы растянулись в оскале, означающем у кюров высшую степень удовольствия. Затем ужасный образ пропал.

Спустя секунду позади прогремел оглушительный взрыв, и в небо взметнулся ослепительный огненный столб. Стало светло как днем. Большинство охотников никогда в жизни не видели такого яркого света. Так могут сверкать под солнцем белые пески Тахари или зеленые джунгли воеточного Картиуса.

Затем свет погас, надо льдами снова воцарилась полярная ночь, лишь желтый столб дыма висел над бескрайней ледяной пустыней.

— Ложись! — заорал я. — За сани!

Спустя мгновение налетела ударная волна. Несколько саней перевернулось. Отчаянно визжали женщины, плакали дети.

Все стихло. Я поднялся на ноги и отстегнул запутав шегося в сбруе слина.

Забравшись в сани, я в последний раз посмотрел на то место, где находилась база Зарендаргара.

Мысли мои постепенно вернулись к рабыням. Соперничество Арлин и Одри меня забавляло. Стоит, пожалуй, периодически поощрять то одну, то другую.

Девушки лежали в мешках. Я похлопал рукавицей по мешку с Арлин. Она высунула голову и улыбнулась.

— Хочешь, чтобы тебя уважали? — спросил я.

— Ты никогда не будешь меня уважать, — рассмеялась она. — Я же рабыня!

— Так хочешь или нет?

— Мужчина, который знает, что надо делать с женщиной, не станет ее уважать, — ответила она.

— Это горианская пословица, — сказал я.

— Я знаю, — откликнулась невольница.

— Я смотрю, ты совсем обнаглела, — заметил я. — Может, пора тебя выпороть?

— Ты можешь выпороть меня в любую минуту, — улыбнулась рабыня. — И это меня возбуждает.

— Хорошо, — усмехнулся я. — А если я отправлю тебя обратно на Землю?

— Только не это! — воскликнула рабыня. — Надеюсь, ты пошутил, господин?

— Конечно, пошутил, — сказал я. — На Земле тебе делать нечего. Ты — похотливая рабыня, тебе давно пора на невольничий рынок.

— Если господину угодно меня продать, — обиженно произнесла девушка, — мне придется услаждать другого. Но на Землю я все равно не хочу.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, — напомнил я.

— На какой?

— Хочешь ли ты, чтобы тебя уважали?

— Нет, — покачала головой девушка и улыбнулась. — Я хочу, чтобы меня любили. Чтобы мной дорожили и владели.

Я рассмеялся.

— Я хочу быть женщиной, — сказала она.

— Не бойся, девочка, — успокоил ее я. — Ты не на Земле, а на Горе. Здесь ты всегда найдешь удовлетворение самых главных потребностей твоего пола.

— Да, господин! — радостно произнесла она.

— Смотри! — снова крикнул Имнак.

Я увидел, что с когтистых лап слина стекает вода.

— Горячий после взрыва воздух растопил лед, — сказал я.

— Нет, ты туда посмотри! — Охотник показал вдаль.

В воздух поднималось густое облако пара. Огромные глыбы льда соскальзывали в бурлящую воду.

— Вода кипит! — воскликнул краснокожий.

Я оглянулся и посмотрел в сторону комплекса. Желтый столб дыма принял странную, грибообразную форму. Похоже, на базе взорвался ядерный снаряд. Ветер сносил облако к океану.

— Вода кипит! — восхищенно повторил охотник.

— Там никто не мог уцелеть, — сказал я.

— Зверь тоже мертв, — кивнул Имнак.

— Возможно.

— А как же его лицо в небе?

— Устройство, которое передало этот образ, можно настроить заранее.

— Зверь погиб, — уверенно произнес Имнак. — Если не умер от ран, то наверняка сгорел при взрыве.

— Там никто не мог уцелеть, — повторил какой-то охотник.

— Зверь мертв, — сказал Имнак.

— Может быть, — произнес я. — Не знаю.

Лед под ногами начал скрипеть и хлюпать.

— Быстрее! — крикнул Имнак.

Полярное море шипело и пенилось, словно оскорбленное вмешательством неведомых сил.

Царствующие Жрецы ограничили влияние человека на окружающий мир. Они разрешили людям пользоваться копьем и луком, мечом и острым кинжалом. Но кюры жили по своим законам. Я представил косматого и дикого Прометея, вложившего огонь в их когтистые лапы.

— Быстрее! — кричал Имнак. — Быстрее! — Он потряс меня за плечо. — Зверь мертв! Быстрее!

Я вспомнил бункер Зарендаргара и осколки двух бокалов возле стальной стены.

Я поднял руку и раскрыл ладонь, прощаясь с кипящим морем и расползающимся по небу облаком.

— Быстрее! — кричал Имнак.

Бич щелкнул и опустился на голову слина. Царапая когтями лед, животное навалилось на ремни.

Позади меня с оглушительным треском раскололась льдина. Одна нога чуть не сорвалась в воду. Я выровнял сани и, щелкая бичом, погнал слина вперед.

Я осторожно задернул полог свадебного чума. Вряд ли кто-нибудь заметит мое отсутствие. В стойбище Имнака шли гуляния. Люди наварили много мяса и подливки. Из чума доносились смех и песни. Снаружи пошел мягкий снежок. Я посмотрел на берег полярного моря, крайнюю оконечность Тассы, и пошел к саням.

В свадебном чуме пел Имнак. Я был этому чрезвычайно рад. Он больше не боялся петь, ибо его пригласила сама гора. Люди говорят, что «никто не знает, откуда приходят песни». Теперь они пришли к Имнаку. Они били из него фонтанами, как вода из огромного кита ханжера. Их было невозможно скрыть, как нельзя спрятать восходящее над тундрой солнце, как нельзя запретить крошечным белым и желтым цветам распускаться поздней весной.

В свадебном чуме пел Имнак. Поалу была рядом с ним.

Я проверил упряжь на снежном слине. Зверь нетерпеливо царапал лед когтистыми лапами.

Саней было восемь. Рядом с моими стояли сани Рэма, Друсуса и еще пятерых охотников, которые пожелали сопровождать нас на юг через ледник Акса. К саням Рэма была привязана Тина. Друсус тоже прихватил с собой невольниц, отобранных на смотринах после взятия комплекса.