– Когда, ты сказала, я должен захватить Винсента?

– Через сорок минут. А я за это накормлю тебя обедом.

– Сегодня не удастся – у меня встреча.

– Кто-то из знакомых?

– В каком-то смысле – да… Все время какие-то сложности… Все стало таким сложным. Меня дергают со всех сторон.

– Не связывайся с чужими женщинами, Иоаким. Кончай эти игры, пока не поздно.

Винсент, казалось, унаследовал материнское искусство чтения мыслей – у него насчет Иоакима было какое-то шестое чувство. Еще из-за двери садика под названием «Земляничка» он услышал, как мальчик диким голосом орет, что никуда отсюда не двинется. В кармане у Иоакима надрывался мобильник. Он посмотрел на дисплей – опять Эрланд, – выключил телефон и изготовился к лобовой атаке – зажмурил глаза и резко выдохнул.

В садике царил полный хаос. Шестилетние пасхальные бабки[142], и Винсент в их числе, развлекались тем, что с плохо скрытым садизмом бомбардировали парнишку-воспитателя пластилиновыми ошметками. Ошалелые родители гонялись за своими отпрысками по раздевалке. На одной стене была развернута выставка детского пасхального рисунка. В основном дети изобразили цыплят и яйца, но попадались и семейные портреты в стиле «точка, точка, запятая». Иоаким обратил внимание, что страсть к усреднению была заметна даже и здесь – дети подражали друг другу на грани полного истребления индивидуальности.

Заведующую он нашел на кухне. После дачи показаний, кто он и почему забирает Винсента, Иоаким получил «добро». Он собрал барахло мальчика и сделал отчаянную попытку его одеть. Это было вовсе не легко. Разразилась жестокая битва – ему пришлось вынести несколько левых хуков и впечатляющий апперкот правой, пока он старался натянуть на него комбинезон. Резинки не давали продеть руки в рукава, пуговицы тут же расстегивались, молнии застревали. Шапочка несколько раз улетала в другой конец комнаты. Потом настал час резиновых сапог. Винсент выворачивался и брыкался, но определенный перевес в мышечной силе все же сыграл свою роль. Когда одевание было закончено, военнопленному удалось хитрым маневром улизнуть в соседнюю комнату, где он со сверхъестественной силой отчаяния намертво вцепился в ножку стола. Дальше последовала пропагандистская кампания, в ходе которой полевой командир Кунцельманн пообещал перебежчику мороженое.

– Не хочу! – прошипел Винсент сквозь стиснутые зубы.

– Да ладно тебе! Это же твоя мама просила меня взять тебя из садика. Ты какое мороженое любишь? Пиггелин?[143]

– Плевать на твое мороженое. Ты не мой папа.

– Нет. И в самом деле, я не твой папа.

– Отпусти меня.

– Мама сказала, что, если ты будешь вести себя хорошо, получишь новые покемоновские карты. Сначала пойдем в парк, поиграем немного, а оттуда домой…

– Уходи отсюда!

На счастье, поблизости нашлись люди с педагогическим образованием. Юноша, который, судя по стилю одежды, испытывал постоянную горечь, что ему не удалось в шестьдесят восьмом побывать на парижских баррикадах, взял шестилетнего бунтаря на себя. Просто удивительно, какими простыми средствами ему удалось привнести мир и покой в душу маленького партизана. Капитуляция была полной, хотя вовсе не унизительной.

Через четверть часа они, взявшись за руки, пришли в парк. Мальчик внезапно сменил идеологию и весело болтал с недавним врагом.

– А правда у меня будут новые карты? – спросил он. – Интересно какие… Все время выходят новые серии.

Он достал из рюкзака пачку карточек и начал перебирать их с видом знатока.

– Можем сыграть, если хочешь…

– Я не умею… Не знаю, как играют…

– Проще простого. Ты как бы вытягиваешь карты и показываешь другим… и тогда надо знать, что у тебя есть для нападения и защиты. Ага, смотри, у меня вирус, я могу всех перезаразить! Ура!

– Это, надеюсь, не опасно?

– И прайс-карта!

– Прайс-карта?

– Я же сказал – прайс-карта. У тебя шесть карт, и у меня шесть карт… ты уничтожаешь моих монстров, а когда у тебя кончаются прайс-карты, ты выигрываешь! Или можем поиграть на скамейке… Если активные умирают, надо как бы убраться со скамейки.

– Честно говоря, Винсент, не понял ни слова.

Тут последовала небольшая лекция. Карта YX, терпеливо пояснил Винсент, как и все глянцевые карты, очень сильна, важно, если она у тебя есть. Некий Камерон YX обладает огромным запасом чего-то непонятного под названием HP, но если YX умирает, ты получаешь в утешение две прайс-карты. Тренер со странным именем Ач Кетчум… или что-то вроде, может быть, Арт Кетчуп, если верить Винсенту, подготовил Пикачу – желтую мышь, обладающую сверхъестественными силами. Два других тренера, Мисти и Брук, подготовили целую группу учеников покемона. Они все вместе охотятся на банду больных дамп-синдромом[144] созданий под названием Тим Рокет.

Иоаким мирно размышлял о беге времени, об энтропии, о неуклонном движении общества к хаосу. Он не понимал ровным счетом ничего. Он-то в детстве играл в вышибалы на школьном дворе.

– HP – это ну как бы жизнь, – поучал Винсент, выковыривая козу из носа. – Вот у этой карты восемьдесят HP, а у того, кто атакует, может быть всего пятьдесят. Тогда же остаются запасные жизни… не скажешь, сколько?

– Восемьдесят минус пятьдесят… тридцать?

– Спасибо. Считать я еще не умею. Но слушай дальше… если Пикачу дать Грозовой Камень, он превращается в Райчу, но тогда ты уже не можешь обучить его новым приемам атаки.

– Вот оно что…

– Вот именно! Я сам еще не все знаю, но тут один пацан, ему уже десять, рассказывал. Тогда нужно искать другие способы. Но если ты играешь в желтого Покемона… Смотри, Чаризард!

Он протянул Иоакиму карту, изображающую похожее на дракона существо – если верить тексту, следующая фаза жизни некоего Чармандера. Винсент очарованно смотрел на картинку, словно бы это была святая реликвия.

– Хуже всех Дитто, – продолжил он с грустью, скручивая козу в сочный шарик, – лучше бы эти карты вообще не попадалась. Они розовые, липкие и только подражают другим покемонам…

– Это очень типично для нашего мира. Все друг другу подражают…

– Но если Дитто засмеялся, он уже не может подражать. Тогда он умирает. Я так думаю… мне кажется… а когда мама придет?

– Мы еще немного побудем в парке, а потом пойдем домой, тогда и мама придет.