Когда она увидела, что весь ее подъезд сверху донизу словнобы пересечен черной полосой – ни одна лампочка на площадке не горит, –уверилась окончательно. Конечно, неприятное чувство осталось – могла в концеконцов и просчитаться, нельзя ведь считать себя умнее всех, – ноприходилось рисковать…

Они вошли в совершеннейшую темень. Нащупывая ногойступеньки, Федя беспокойно сказал:

– Во, капкан… Дай зажигалку.

– В машине забыла, – соврала она. – Осторожненькоступай…

Первый этаж, площадка, второй этаж…

Именно этого она и ожидала, но все равно получилось внезапно– темнота вокруг вдруг оформилась в рванувшиеся к ним фигуры, яркий светфонарика мгновенно ослепил, Даша получила удар под горло и задохнулась, вглотке словно встала пробка.

Из ослабевших пальцев рванули папку. Еще удар, не столь ужсильный, но угодивший как раз по точкам за ушами – моментальный рауш-наркоз…

Все вокруг сразу поплыло, ноги подогнулись, она сползла внизпо стене, гаснущее сознание еще заставило тело кое-как, вяло сгруппироваться,чтобы защититься от ударов ногами. Рядом еще шла возня – хрип, оханье, мелькнулв луче фонарика золотой погон, двойной ряд ярких пуговиц на шинели…

Больше ее не били. Словно сквозь толстенный слой ваты Дашаслышала стук сапог, утихавший внизу. Долго сидела, вытянув ноги, сквозьсложенные трубочкой губы втягивая крохотные порции воздуха, борясь с удушьем,перекрывшим горло словно бы печной заслонкой. Рядом охал и ворочался Федя.

Понемногу удалось продышаться, а там и выпрямиться наподгибавшихся ногах. Растирая левой ладонью горло, она хрипло позвала:

– Живые есть?

Глаза уже чуть-чуть привыкли к темноте, и она видела, какФедя старается встать, цепляясь за перила, мотает головой, оскальзывается.Присела рядом с ним на ступеньку, пропыхтела:

– Не дергайся. Я в порядке.

Он с усилием выплюнул матерную тираду, негодующе возопил:

– Говорил тебе, нарвемся… Нет, умнее всех…

– Больно?

– Иди ты! Нарвались, как…

– Мужички такой печали отродяся не видали… –продекламировала она, героически превозмогая затухающие уколы боли иудушья. – Ничего, Теодор. Что это за мент, если его ни разу по чавке неохаживали? Ничего, злее будешь…

– Ведь голову могли оторвать…

– Так не оторвали же? – Она с преувеличеннойзаботой спросила: – Сам встанешь или, может, помочь?

Конечно же, он вскочил, все еще постанывая, – с нимявно обошлись погрубее. Впрочем, когда они дотащились до Дашиной квартиры ибыстренько провели процедуру, описанную классиком как «…тогда считать мы сталираны», выяснилось, что особых повреждений и нет. Даша со знанием делазаключила:

– Это тебе двинули под солнечное, а потом ребром ладонипару раз добавили…

– А то я не знаю… – поморщился он, потираяушибленные места, – Даш, надо звонить дежурному, я разглядел, этонатуральные шумковцы, один даже в портупее…

– А лица разглядел? – спросила Даша ехидно.

– Нет…

– То-то.

– Все равно нужно звонить…

Она вздохнула, закатив глаза под лоб:

– Ну, сокровище мне досталось… Опиши ситуацию, Федор. Сих точки зрения.

Он старательно, сосредоточенно задумался. И вскоре сообщил:

– Они узнали, что дискета у тебя. Или добрались до тойдевицы, или…

– Да чего уж там, – сказала Даша. – Утечкапроизошла из конторы.

– Ну… А про то, что вы с полковником ездили смотреть икопировать файлы, не знал никто. Решили, что дискеткой ты еще вплотную незанялась или не стала докладывать, срочно изъяли, вот тебе и весь сказ…

– Молодчина, – одобрила Даша. – А теперьподумай сам: какого черта звонить дежурному и поднимать шум, если противник святоверит, что оказался в выигрыше? Нам этого только и надо…

Удалось убедить. Поверил – в конце концов, он знал толькото, что лежало на поверхности.

– Ну, а теперь отдай патроны, – заявил онрешительно. – Все.

– Господи, если бы нас хотели пристукнуть, лучшегослучая не подберешь…

– Все равно. Почему я тебе подчиняться должен, а тыполковнику – нет?

– Логично, – согласилась Даша. – Держи уж.

…Когда зазвонил телефон, она заранее могла сказать, кто там,на другом конце провода. И не ошиблась. Отвечала кратко, так, чтобынастороживший уши напарник ничего не заподозрил.

– Кто это? – бдительно поинтересовался он, когдаДаша положила трубку.

– Горбенко докладывает, – солгала она с самымневозмутимым видом. – Ничего особенного, рутина… Тебе рюмку налить?Заслужил.

– Давай.

Выйдя на кухню, она притворила дверь, набухала полный фужер«Кедрового ореха на коньяке» и, вздохнув мысленно: «Господи, прости!», полезлав шкафчик. Осторожно, чтобы не переборщить, стряхнула в фужер из пипетки двекапли коричневатой жидкости. Выше крыши…

Работая долго в уголовном розыске, нахватаешься самыхнеожиданных знаний и навыков. Она примостилась с рюмкой на старом диване итерпеливо ждала, поддерживая ленивую беседу. Противно на душе чуточку, ноничего не поделаешь, верный оруженосец вряд ли выпустил бы ее из квартиры…

Снадобье из арсенала проституток и вагонных кидальщиковподействовало вскорости и качественно. Она первый раз видела своими глазами,как это происходит. Федя вдруг потерял нить разговора, растерянно моргнул, сталкрениться набок – и, с затухающим в глазах недоумением, повалился на диван.Даша выхватила у него из руки фужер, пока не скатился на пол, заботливоустроила поудобнее. Здоров, как бык, доза оптимальная, проспит до утра, каксурок, завтра, правда, голова болеть будет, но тут уж ничего не поделаешь…«Стерва ты, Дашка», – упрекнула она себя, как-то уже привычно, словноустоявшейся присказкой. И отправилась наводить красоту.

Вообще-то, ее пальтишко, хотя и приличное в других кругах,здесь выглядело убого – но комплексовать она не собиралась. В концеконцов, рядом шагает упакованный джентльмен, с него и спрос. Впрочем, вгардеробе отечественное издельице приняли с непроницаемым лицом. Учены были,всякое могло случиться – бомонд, пережив первое головокружение от успехов,понемногу научился опрощаться на западный манер, а то и замысловаторазвлекаться, устраивая маскарады на одну персону. Правая рука покойногоБеклемишева, долларовый миллионщик Спицын, обожал заваливаться в самые дорогиемагазины, имея на себе кирзовые сапоги вкупе с потрепанным ватником, карманыкоторого были набиты зелеными сотенными, – и выжимал из ситуации максимумудовольствия. А его приятель Кадесников развлекался чуть иначе – щеголял вдешевейшем костюмчике шантарского шитья и соответствующих туфлях, но вот часы,перстень, галстучная булавка и зажигалка были умопомрачительно дорогими даже померкам Уолл-стрит и Сити, а пуговицы на пиджачке были отлиты из золотатрехдевяточной пробы…