– Гы-ы-ы!

– Пару ходок имеет, крепкий, надежный, – продолжил Бродяга, попыхивая папироской и переминаясь на корточках, – и умный до чертиков. Стихи сочиняет про нашу Зону.

– Да ладно-о? Ну-ка, сбацай че-нить, поэт Блок Александр, – сказал Холод, делая подобострастное лицо, но его ехидность через секунду растаяла.

– Я Семен. И, к сожалению, не Блок, а… Гражданцев.

В кулаки и воротники прыснули от смеха уже все, кто слышал диалог разведчика и сталкера. Звук в зажатом высокими стенами коридоре разлетался далеко. Но следующая фраза парня вмиг смахнула улыбку с лица Дена:

– Все далекие от ума и литературы мужланы ведут себя так и в девяти из десяти случаев задают подобный вопрос и высказывают такую просьбу.

Теперь заржали все кроме Холода. Он нахмурил лоб под краем шлема и нехорошо выпятил нижнюю губу:

– Это залет, студент! Ты щас понял ваще, что брякнул?

– Я всегда думаю, что сказать и…

– …Ты щас домой, к мамке под титьку пойдешь, орелик! – грозно промолвил Холод, делая набыченный вид. – Ты не офигел ли тут, рифмоплет хренов?

Сталкер скукожился и притих, опустив глаза. Его товарищи закашляли, Бродяга тяжело выдохнул и снова надул щеки. Орк попытался было хохотнуть еще, но недобрый взгляд старшего пресек его позыв, отчего боец застыл с глупым выражением лица. И только Фифа, видимо, занимающая особый статус в группе и в отношениях с командиром, позволила заикнуться и тем самым разрядить обстановку:

– Ден, тс-с-с, дыши ровно. Успокойся. Чего так нервничать? Ты же не среди пьяных дебоширов Бара. Глянь, на тебя люди пялятся. Твои друзья и товарищи…

– …Слушай, Анжел, кончай…

– …Это ты сюда послушай, капитан! Уймись уже. Че ты пристал к этому мальчику? Что он тебе сделал? Не так посмотрел? Не побрился? Пукнул? – перебила строго девушка.

– Анжел?

– Что за фигня? У всех нервы на пределе. Думаешь, я не боюсь? Все тут на стреме, на изжоге. Фули дергать друг друга в таком ситуэйшене? Тебе ли не знать, спецназу, что дедовщина и дергания в своем коллективе ни к чему хорошему не приведут! Что это зло, да еще в боевой обстановке.

– Да какая в жопу дедовщина?! Я так, приколоться хотел. Какой из него боец? Студент с молоком на губах. Ботаник, мля.

– Денис! – Фифа бросила в Холода камушек. – Харэ. Он, может быть, твою жопу через пять минут прикроет, а ты мозги тут стебаешь. Тебя какая муха укусила?

– Вжик, епрст. Никакая. Скорее я его зад прикрою, чем он мне. Все, проехали, – Ден надулся и, обиженный на весь мир, понуро свесил голову, бубня: – Ишь, даже краля моя ополчилась. Звиздец. Слово не скажи.

– Холод, этот «студент» зимой спас группу «Анархии» на Маяке, вовремя заметив семью снобов, а недавно всю ночь тащил на себе раненного Бульбу, когда того накрыло на Рубеже лавиной артобстрела. Зря ты так, не узнав человека! – откликнулся Бродяга, почти не смотря в сторону разведчика. – Фифа правильно сказала, нехер лаяться и ковырять своих. Блок, не держи зла на разведку, они чересчур горячие парни!

– Иди ты… умник, – буркнул Ден, но уже как-то по-другому взглянул на молодого сталкера, – давай уже, валяй свои стихи, Александр Блок.

– Семен.

– Что?

– Семен я. А прочитать? Я прочту кое-что…

– …Читать я и сам умею, ты расскажи лучше на память.

– Ден! – замечание Анжелы.

– Стихи читают вслух, а не рассказывают, – поправил парень, усаживаясь удобнее и снова краснея.

– Во-от еп-п!

– Холод, кончай базар. Сема… гм… Блок, давай уже, пой там, а то вот-вот двинем, – отозвался Док, отогнувшись от скрюченной балки между стенами.

– Хорошо, – сталкер с необычным прозвищем мгновенно изменился в лице, перестал кусать губы и теребить короткую бородку и, собравшись с духом, выразительно и громко стал читать:

На входе в бункер шлюз задвинул,

С трудом припал спиной к стене.

О том, за что Серега сгинул,

Подумать предстояло мне.

«Убийца», – вдруг услышал голос.

Но как?! Я бункер запирал!

«Ты не узнал родную совесть?

Ну да… давно не вспоминал».

Не может быть! Да что ж такое?!

Неужто я с ума схожу?

«Нет, не дождешься! Тут другое…

Сейчас подробней расскажу.

Не расскажу, а лишь напомню:

Сегодня друга ты убил!

За то, что он с тобой нескромно,

Но честно деньги разделил!».

– Заткнись! Исчезни, наважденье!

Тебя ведь нет, не может быть!

Ты просто морок! Ты виденье!

И ты не можешь говорить…

«Нет, сталкер, я не виновата,

А вот тебе держать ответ

За кровь того, кто звался братом,

За то, что брата больше нет!».

В колени ткнувшись головою,

Я громко, злобно отвечал:

– Он бы расправился со мною,

Он денег яростно желал!

«Ну и зачем же он в Долине

Тебя от верной смерти спас?».

– Не мог тогда он дальше двинуть,

Ведь у меня был наш запас!

«Когда ты голову подставил,

Тебя от пули он закрыл.

Последний бинт тебе оставил,

Хотя и сам изранен был.

А ты его, как ту собаку,

Прирезал ночью у костра…

Что, испугался честной драки?

Не смог взглянуть ему в глаза?..».

– Зачем он сам творил такое?

Зачем ко мне спиной лежал?!

Он насмехался надо мною!

«Не насмехался – доверял…».

Я все пытался оправдаться,

Хотя уже не верил сам…

Как мог за деньги я продаться,

Поверить золотым горам?!

«О, нет!», – закрыл лицо руками,

Упав на землю, зарыдал.

Давясь позорными слезами,

«Прости…», – покойному шептал.

«И не надейся – нет прощенья

Тому, кто дружбу продает.

Грехов не будет отпущенья,

Пока убийца не умрет!».

«Прости, Серега», – тихий шепот…

И грянул выстрел в тишине,

Оставив в бункере лишь копоть

И след кровавый на стене.

Из тьмы подземных коридоров

Пришел зачинщик этих бед.

Знал телепат: без уговоров

Он заработал свой обед.

Пауза после монолога парня висела минуту. Лица у всех стали угрюмые и задумчивые. Каждому из них это стихотворение явило какие-либо образы и воспоминания. Только Фифа хлопала ресницами и пыталась понять смысл и горечь этих строк по-своему, по-девчачьи. Эскимо смахнул слезу украдкой, Док стал усиленно тереть виски. Орк громко и тяжко вздохнул: