Работа у Соловьева началась на третий день: его разбудил ранний телефонный звонок. Семь часов утра. Звонил дежурный охраны с комбината.

– Сергей Сергеевич, у нас беда – с одним из студентов, что работают подсобниками на строительстве гаража… Он при разгрузке бетонных плит запутался голичкой в стропах крана, и ему оторвало два пальца на руке. Да он еще и упал: сорвался да ударился головой и еще сломал руку. Лежит во дворе. Что делать?

– «Скорую» вызвали?

– Вызвали!

– Да какая там «скорая»! Берите его на руки и тащите в приемный покой пятой больницы. От вас туда меньше ста метров, я сейчас им позвоню, а через пятнадцать минут и сам буду там.

Сергей набрал номер приемного покоя и попросил дежурного хирурга. На удивление – трубку тут же кому-то передали, и мужской знакомый голос что-то невнятное забасил.

– Господи, Ефим? – удивился Сергей, узнав Ефима Подольского, своего школьного товарища, которого встречал на улице раз в полгода, здоровался, но никогда не удосуживался поболтать. – Это Серега Соловьев. Помнишь такого?

– А что, чай, мне тебя не помнить-то: у меня с головой-то все в порядке.

– Ефим, я сейчас от тебя через забор работаю.

– Прознали мы про то, соседи теперь!

– Заместителем директора мясокомбината меня назначили, а вот прописка моя у соседей не радостно начинается.

– Что так?

– Сейчас к тебе парнишку притащат с комбината – ему вроде как палец оторвало. У меня к тебе просьба: лечить его начинай, а вот документы на него пока не заполняй – я еще сам не знаю, кем и как он у меня оформлен. Я у тебя буду ровно через полчаса, и мы все решим: как его оформлять.

– А что случилось-то?

– Я сам пока не знаю. Подожди полчаса, я все выясню и тебе доложу. Жди!

Соловьев даже не умылся в это утро – надел чистую рубашку, затянул галстук и сунул электрическую бритву в карман, отметив про себя, что не плохо было бы вторую бритву держать на работе. Через пятнадцать минут он входил в кабинет Глинки, расположенный в «нулевом» деревянном корпусе. Тот сидел у себя за столом и из огромного бокала пил растворимый индийский кофе, открытая банка с которым стояла прямо перед ним.

– Насыпай кофе, пей! – не здороваясь, запричитал Глинка. – Надо же, мудила… – дальше послышались такие эпитеты, такие колоратурные матерные рулады, что как ни хотелось Сергею их запомнить, чтобы когда-нибудь воспользоваться, он этого сделать не смог. – Три дня назад Ловчев принял на работу этих студентов из политеха. Обещал им платить по два батона колбасы в день: нет ни заявления, ни трудовых книжек. А главное – инструктаж по технике безопасности не проведен, а это – хана!

– А где сам Ловчев?

– Вчера уехал в командировку на уренскую бойню, будет – завтра. Если сейчас что-то не сделать – ему тюрьма!

– Давай, зови Вальку! А лучше – Мишку! Они, наверное, уже здесь, цеха проверяют, – впервые в голосе Соловьева Глинка услышал начальственные нотки и, удивившись про себя, кулаком постучал в стенку. Валька и Мишка Садардиновы были двоюродными братьями и работали у Глинки экспедиторами в отделе снабжения. Хитрые, заискивающие, наглые и вороватые, они, казалось, могли решить любые вопросы и достать все, да и знали они обо всем и обо всех больше, чем надо. В ту же минуту один из них с глуповатым выражением на лице застыл перед своим начальством, застряв во входной двери.

– Звали, Леонид Аркадьевич?

– Это я тебя звал, – легкий металл продолжал звенеть в голосе Сергея. Он чувствовал это и пытался успокоиться. – Михаил… А как тебя правильно зовут?

– Халим… Халим Загидуллович, только не надо так, потому что это все равно неправильно. Зовите – Михаил или Мишка!

– Ну ладно – об этом потом. Михаил, найди у главного инженера в кабинете журнал инструктажа по технике безопасности. Знаешь какой?

– Знаю. – И Мишка выскочил из кабинета.

– У него же ключа-то нет от кабинета, – заметил Глинка, – да и журналы-то, наверное, в сейфе.

– Он найдет, – уверенно сказал Соловьев. – Поэтому я и позвал Мишку.

Снабженец вернулся с потрепанной амбарной книгой в руках уже через пять минут.

– Вот, Сергей Сергеевич.

– Так он же старый, пятилетней давности. Смотри – какой год-то на нем написан.

– Нет. Я проверил: там последняя запись в этом году сделана. Это журнал инструктажа по технике безопасности разнорабочих, принятых на временную работу или по договору.

– Теперь, Михаил, слушай внимательно: возьмешь за пазуху батон колбасы и быстро беги в приемный покой пятой больницы. Минут через двадцать туда приедет мать этого несчастного студента. У него был болевой шок, и журнал поступлений в больницу будет заполняться с ее слов. Все запомни! Что – узнаешь, звони мне сюда. Хорошо бы еще данные паспорта, ну да ладно – в журнал их не вписывают.

Мишка Садардинов точно выполнил все, что от него требовалось, Глинка аккуратно заполнил журнал, и Соловьев пошел во двор искать двух других студентов. Те сидели на куче битого кирпича и курили, выглядели они немного напуганными или, скорее, ошарашенными, хотя с момента несчастья прошло уже минут сорок. Соловьев взял их нахрапом.

– Ребята, давайте мне ваши данные: фамилию, имя, отчество, прописку, место учебы и распишитесь в журнале. Сейчас идите домой – рабочий день вам сегодняшний зачтется. Завтра после обеда придете в кабинет главного инженера. Он сам с вами объяснится. Ваш товарищ в больнице, с ним – ничего страшного, завтра с утра можете к нему зайти.

В больнице с Ефимом Подольским встретились как старые друзья: обнялись и долго журили друг друга, что мало общаются.

– Студенту твоему пришлось ампутировать два пальца на правой руке. Из-под наркоза он выйдет где-нибудь через час. Дежурство у меня уже закончилось, так что со встречей можем даже по сто грамм медицинского. Ты как? Развести?

– Разводи! Такой случай, что разводи. И запомни – я тебя жду. Все, что надо, – всегда! И звони.

Час они, наверное, проболтали в кабинете у дежурного хирурга, выпили, обменялись телефонами. После чего пошли в послеоперационную палату. Под мышкой у Соловьева торчал злополучный журнал, и он судорожно соображал, как будет человек в шоке расписываться левой рукой. Утром вахтер сказал, что на левой руке пальцы оторвало, а правую сломал.

– Слушай, Ефим, ты ничего не перепутал: пальцы на правой руке?

– Нет, я, наверное, оговорился – два пальца на левой руке.

– А сломана какая?

– Тоже левая.

Сергей вздохнул, но уже через минуту, увидев мутные глаза студента, понял, что радоваться рано. Хотя студент оказался настоящим мужчиной, по понятиям Соловьева: все подписал, грустно улыбнулся и со стоном отвернулся к стене.