– Садись и говори, – Журавлев указал на дальний стул в конце длинного стола.

– Михаил Иванович… – начал Соловьев, но неожиданно был оборван.

– Давай так. Может, когда-нибудь я и буду для тебя Михаилом Ивановичем, потому что мне скоро сорок, а тебе, наверное, двадцать пять. Но пока мы с тобой в комсомоле – только по именам. Зови меня Михаил или Миша. Можешь – на «вы» и «Миша». Договорились? – ответа Журавлев не ждал, и Соловьев продолжил.

– Михаил! Я к вам с просьбой. Дима Благовидов говорил мне, что разговаривал с вами, и вы обещали подумать.

– Да-да! Мы говорили, но ты лучше сам, без этих испорченных телефонов.

Журавлев совершенно не помнил разговора с Благовидовым, который заведовал у него отделом науки в течение последних двух лет. Хотя два месяца назад нужные люди ему сообщили, что тот намыливается перебираться в Москву, в министерство внешней торговли, к Патоличеву, с которым работал в горкоме партии еще отец Дмитрия – царствие ему небесное. Тогда он быстро среагировал и перевел Благовидова на должность директора бюро молодежного международного туризма «Спутник» – пока еще он нужен был в команде. Тот сразу же перестал дергаться, поняв, что все его телодвижения на контроле, да и вообще: для двадцати семи лет директор «Спутника» – вполне пристойная должность.

– Мне двадцать шесть лет, – продолжил Соловьев, – пять лет назад я окончил политех. Кандидатскую не защитил: тема оказалась не перспективной, да и руководитель после трех лет совместной работы умер. Последнее время занимаюсь исключительно общественной и комсомольской работой. В райкоме партии меня тоже хорошо знают. Да и вы здесь все, наверное, уже выяснили.

– Да-да, я – знаю!

– Я бы хотел уйти на освобожденную комсомольскую или партийную работу. А потом, став человеком системы, что ли, возможно, подошел бы для какой-то самостоятельной административной или хозяйственной должности. Вот, наверное, и все!

– Да, странная просьба! Обычно с такими просьбами к нам не обращаются. Откровенностью за откровенность – мы сами находим людей, которые нам нужны. Ну да ладно, мы подумаем, как тебя использовать, в хорошем смысле слова. Знаешь Вадика Головкина, заворготделом?

– Знаю.

– Сейчас он сюда зайдет, и мы обсудим твою проблему. А в принципе у меня есть для тебя один вариант, подумай пока над ним. Место второго секретаря Семеновского райкома комсомола. Да, сто километров от города. Володя Попов – первый – идет в сентябре на инструктора обкома партии, вопрос решен. Ты – на его место! Дальше загадывать не хочу. Думай.

– Чего думать? Я – готов.

– Так сразу – не надо! Думай, а там – анкету и документы в орготдел. И запомни – успех возможен, если ты сумеешь стать человеком команды. Ну, будь здоров. Еще увидимся. А вот и Вадик, – дверь в кабинет без стука открылась, и вошел мужчина, при беглом взгляде на которого становилось ясно, что такое «все в ажуре». У него в ажуре было все: от запаха французского одеколона, почти реально источаемой мелодии «мы рождены, чтоб сказку сделать былью», и до нимба над головой, на котором сияло золотыми буквами – «нерешаемых вопросов для нас не существует». Вадик поздоровался за руку с хозяином кабинета и демонстративно обнял Соловьева.

– Здорово, старик! Какими судьбами? Редко у нас бываешь. Все в своем НИИ торчишь! А ведь ты уже давно нам нужен! Заходи!

– Зайду, зайду. Теперь уж точно зайду, – и он дружелюбно, хотя и несколько нарочито, потряс Вадику руку.

Когда дверь за Соловьевым закрылась, Вадим подошел к столу:

– Привет, трудяга. Ну что, сначала решим основной вопрос?

– Да, да! – Михаил Иванович встал и бесшумно открыл дверь, закамуфлированную под стеллаж с книгами, за которой была просторная комната отдыха с кожаными диванами, телевизором и холодильником. В богатой, но несуразной итальянской горке стоял богемский хрусталь. «Надо же, – подумал Журавлев, – вчера, а точнее, сегодня в час ночи все здесь походило на помойку, сарай, а в восемь утра – уже порядок. Значит – не только мы работаем. Народ тоже работает!» Вадик привычно открыл холодильник и достал недавно нарезанный кем-то лимон и бутылку «Боржоми». Початую бутылку коньяку и два фужера он взял из горки и старательно наполнил их.

– Давай быстро, и за здоровье! Я тебе все расскажу о Сергее, что приходил. Информация не секретная, но конфиденциальная. – Вадим густо посолил кусочек лимона и подал фужер с коньяком начальнику. Тот выпил и закусил лимоном. Вадим взял и выпил не закусывая. Помолчали.

– Так вот, – начал Вадим. – Серега Соловьев, это то, что называется «мажор» – «золотая» молодежь: винишко, кафе, мастерские художников, спортзалы «Динамо», Кулибинский парк, Откос. Чуть-чуть успел погулять с «Голубой дивизией», этой бандой шпаны, в которую превратились все бригадмильцы и содмильцы, это кошмарное порождение Семичастного, с которым мучился Павлов. Ну да ты помнишь.

– Да помню, конечно. Хотя давно это было.

– В остальном все у него хорошо: отец его – обычный инженер, но прекрасный администратор; звезд с неба не хватал, хотя лет пятнадцать назад был членом бюро обкома партии как секретарь партбюро университета, куда подразделением входил его НИИ химии. Серега – женат, двое детей, тесть – профессор. Брат у него – тоже профессор. Живет Серега в трехкомнатной квартире где-то здесь, в центре города, и вот что любопытно: когда он женился, то почему-то оказался прописанным в доме под расселение и сразу же получил эту квартиру. По-моему, за всю свою жизнь он сегодня в первый раз чего-то попросил: все и всегда ему сваливалось как с куста. Интереснее – дядя этого Соловьева, даже не дядя – седьмая вода на киселе, но какой-то родственник, как говорится «по сватовству», – это наш новый секретарь обкома Адольф Иванович, которого год назад перевели сюда к нам из Москвы, из министерства сельского хозяйства.

– Адольф Иванович – его дядя?

– Да! Ну не дядя, а какой-то там родственник то ли через жену, то ли через бабку. Тем не менее парень у него в Москве всегда останавливался и жил в его министерской квартире, и они очень дружат. Вот когда Адольфа назначили секретарем обкома, наш Диман-то и уговорил Соловьева, чтобы он свел его с дядей и попросил того дать им обоим рекомендации от обкома партии на учебу в академию Внешторга при ЦК КПСС. Ребята из службы глубокого бурения шепнули тебе, и ты назначил Благовидова директором «Спутника». Так Дима решил свою проблему. Теперь он хочет помочь своему благодетелю. И мы ему поможем, но при этом разыграем свои козыри.

– Но как?

– Я предполагаю, что Адольф Иванович сказал Соловьеву: «Пока ты не будешь хотя бы третьим секретарем самого задрипанного сельского райкома комсомола, я тебе не смогу помочь!» И ты сегодня эту его проблему почти решил.

– Ну и хорошо!

– Не совсем!

– Подожди. Ты мне вот чего объясни: Адольф, это что – в честь Гитлера, что ли?

– Ну конечно! Ведь мы же в начале тридцатых дружили с Германией, вот пацанов и называли Адольфами.