Доктор Дарувалла знал все о ручках для ракеток, поэтому у него похолодело в груди, когда он представил, что может сделать карлик с этим кнутом. Внезапно доктор обнаружил, что Миллс заснул со сложенными на груди руками. Блаженство на лице миссионера делало его похожим на мученика, чья душа отходит в Царствие Небесное.

Фарук привел в гостиную Джулию, чтобы она посмотрела на спящего близнеца Джона. Вначале женщина не захотела даже приблизиться и осматривала Миллса так, будто перед ней — зараженный труп. Однако доктор подтолкнул ее и был прав. Чем ближе подходила его жена к миссионеру, тем раскованней она себя чувствовала. Казалось, спящий иезуит умиротворяюще действовал на окружающих. Наконец Джулия присела на пол рядом с кушеткой. Позже она скажет, что в этот момент миссионер напомнил ей Джона, молодого и беззаботного.

Фарук ее понимал: Мартин не занимался тяжелой атлетикой и не пил пива. В результате он не нарастил мускулы, но и живот у него не вырос. Доктор ощутил, что он сидит рядом с женой, хотя не помнит, как садился. Они оба примостились рядом с кушеткой, будто завороженные спящим телом, когда с балкона вошел Дхар, который хотел принять душ и почистить зубы. При виде открывшейся ему картины актер подумал, что Фарук и Джулия погружены в молитву. Потом Джон увидел мертвеца. Так ему показалось, что это — мертвец.

— Кто это? — спросил актер издалека, не делая попытки приблизиться к лежащему человеку.

Супруги были шокированы тем, что Джон сразу не узнал брата-близнеца. Ведь актер досконально знал свои внешние данные, видел себя в различном гриме, в разных ролях. Но только никогда прежде не встречал подобного выражения на собственном лице. Не могло оно излучать блаженство, поскольку даже во сне он не представлял себе счлстья на небесах. И никогда оно не походило на лицо святого, какие бы роли он ни играл.

— Ну, хорошо. Я понял, кто это. Но что он здесь делает? Он что, умирает? — прошептал Джон.

— Он учится, чтобы стать священником, — тихо ответил Дарувалла.

— Боже мой! — сказал актер.

Либо шепот оказался слишком громким, либо упоминание имени Всевышнего не могло пройти мимо его ушей, но на спящем лице миссионера появилось выражение безграничной благодарности, отчего супруги Дарувалла и Дхар внезапно почувствовали смущение. Не говоря друг другу ни слова, они на цыпочках вышли в кухню, будто устыдившись, что шпионят за спящим. По-настоящему удивило и озаботило их то, как быстро душа этого человека обрела спокойствие. Сами они чувствовали себя неуверенно, хотя ни один из них не мог бы точно назвать причину этого.

— С ним что-то не в порядке? — спросил Дхар.

— С ним все в нормально! — ответил Дарувалла и поразился тому, что сказал. Это о человеке, которого стегали кнутом и избивали за то, что он пытался склонить в другую веру проституток-трансвеститов.

— Мне следовало предупредить тебя о его приезде, — виновато добавил доктор.

В ответ Джон лишь широко раскрыл глаза. Его гнев часто выражался в сдержанных формах. Джулия тоже широко раскрыла глаза.

— Насколько я понимаю, ты сам должен решить, говорить ли ему о своем существовании. Хотя не знаю, удобно ли сделать это сейчас, — сказал Фарук актеру.

— Забудь, когда это надо сделать. Скажи мне, что он за человек? — спросил Дхар.

Доктор Дарувалла не смог выговорить первое же пришедшее ему на ум слово. А сказать он хотел «сумасшедший». Немного подумав, Дарувалла нашел другую формулировку: «Такой же, как ты, только он много говорит». Однако теперь мог обидеться Дхар, поскольку необычной казалась сама мысль о том, что он мог много говорить.

— Я спросил, что он собой представляет? — повторил вопрос Джон.

— Я видела его только спящим, — призналась Джулия.

И она, и Дхар посмотрели на Фарука, который так ничего и не придумал. Он не мог остановиться ни на одном образе, хотя миссионер с ним спорил, читал ему лекцию и даже просвещал его невежество. Все это происходило, пока Миллс стоял перед ним голый.

— Он немного одержимый, — наконец решился Фарук.

— Одержимый? — переспросил Дхар.

— Дорогой, и это все, что ты можешь сказать? Я слышала, он очень долго разговаривал с тобой в ванной! — воскликнула Джулия.

— В ванной? — изумленно переспросил Джон.

— Он очень решительно настроен, — буркнул Фарук.

— Предполагаю, что решительный настрой обязательно должен следовать за одержимостью, — саркастически заключил Инспектор Дхар.

Доктор рассердился. Что они хотят? Что он опишет им характер иезуита только на основании одной встречи с ним? И после таких обстоятельств?

Дарувалла не знал истории другого одержимого, величайшего фанатика XVI века Игнатия Лойолы, образ которого вдохновлял Мартина Миллса. Когда Лойола умер, так и не разрешив нарисовать свой портрет, братия ордена решила делать портрет с умершего. Пригласили известного художника, но у него ничего не получилось. Ученики святого заявили, что посмертная маска, выполненная неизвестным человеком, тоже не передавала выражение лица отца всех иезуитов. Три других художника также попытались испробовать свои силы, имея в распоряжении лишь посмертную маску. И тогда все поняли: Бог не хочет, чтобы рисовали его верного слугу.

Доктор Дарувалла не знал, как сильно эта история восхищала Мартина Миллса. Однако новому миссионеру понравилось бы то, с какой беспомощностью доктор пытался описать даже такого ничтожного слугу Бога, каким являлся всего лишь кандидат в священники. Фаруку показалось, что он нашел правильное слово, однако оно тут же вылетело у него из головы.

— Он хорошо образован, — смог выдавить из себя Дарувалла, после чего его жена и Дхар застонали. — Черт побери! — возмутился доктор. — Он слишком сложный человек! И рано говорить, что он собой представляет!

— Тс!.. Ты его разбудишь! — приложила палец к губам Джулия.

— Если слишком рано говорить, что он за человек, тогда слишком рано решать, захочу ли я встретиться с ним, — заявил Джон.

Доктора охватило раздражение — реплика была весьма типичной для монологов Инспектора Дхара.

— Попридержи язык. — Жена поняла, о чем он сейчас думает.

Джулия заварила кофе для себя и Джона Д, а Фаруку приготовила чашечку чая. Стоя рядом, супруги наблюдали, как их любимый киноактер открывает дверь кухни. Джон любил лестницу черного хода, там его никто не видел. Любил он и эти ранние утренние часы, когда удавалось беспрепятственно прогуляться до отеля «Тадж», неузнанным и не окруженным зеваками. В это время его преследовали только нищие, а они относились ко всем одинаково. Нищего не трогало, кто перед ним стоит. Хотя многие попрошайки ходили в кино, для них не существовало понятие кинозвезда.

Тренировка по стойке смирно

Точно в 6.00 Фарук и Джулия вместе принимали ванну. Она терла ему спину, а он намыливал ее груди, но дальше этого дело не шло. Мартин Миллс проснулся под монотонные звуки молитв уролога Азиза.