Голоса:

— А как с таким заявлением выйдешь хорошо?

Станислав Косиор, кандидат в члены политбюро и генеральный секретарь ЦК КП(б) Украины, уверенно произнес:

— Там, где убеждение не помогает, нужно принуждение…

Яков Борисович Быкин, секретарь Ярославского губкома, высокомерно поправил Крупскую:

— Не права Надежда Константиновна, которая говорила относительно любви и преданности. Партия не любит тех вождей, которые не выражают интересов рабочего класса. Партия любит тех вождей, которые во время наступления идут впереди масс и ведут их в бой. Надо, чтобы хребет партии был крепкий, чтобы линия была ясная, четкая, классовая. Поэтому при всём желании, которое было у пленума, не принимать никаких организационных мер, ничего из этого не получилось.

Крупская замолчала, когда поняла, что это уже не дискуссия ленинского времени, когда внутри партии свободное выражение собственного мнения грозило лишь разгромной критикой. Сталин своих критиков лишал и самой жизни. Но от нее требовали осуждения «оппозиционеров».

На XVI съезде партии, утром 1 июля 1930 года, заместитель наркома просвещения Крупская говорила на ведомственные темы. Она нарушила регламент — произносила речь дольше положенного времени. Раздался звонок председателя. Голоса из зала предложили дать Надежде Константиновне дополнительное время:

— Продолжить!

— Продлить!

Но правильно подготовленные делегаты потребовали, чтобы она публично открестилась еще от двух недавних соратников:

— Насчет Рыкова и Томского!

Крупская пыталась избежать этого:

— Насчет Рыкова и Томского я ведь уже сказала.

Из зала настаивали:

— Мало, скажите еще.

Крупская опять пыталась завести речь о воспитании и культработе. Ее прервали:

— Скажите о Бухарине, о выступлении Рыкова и Томского.

Крупская:

— Правый уклон в данную минуту представляет собой, конечно, главную опасность, потому что он объединяет те элементы, с которыми необходима бешеная борьба. Из того, что я говорила о правом уклоне, вытекает и моя точка зрения на выступление Томского и выступление Рыкова.

Зал желал получить четкий ответ:

— Что из этого вытекает?

— Скажите точнее, яснее.

Яснее!

— Крайне недостаточно!

Крупская пыталась уклониться:

— Имейте терпение, чтобы выслушать также и о том фронте, который сейчас имеет важнейшее значение и игнорирование которого может считаться правым уклоном.

Кто-то рассмеялся. И всё равно требовали ритуального осуждения очередных врагов партии:

— Скажите насчет Томского и Рыкова!

Крупская сдалась:

— Меня не удовлетворяет ни выступление Томского, ни выступление Рыкова. Революцией нельзя руководить, не договаривая до конца. Тут нужна сплоченность рядов. Надо идти в ногу, идти сплоченными рядами…

Вот теперь она удостоилась аплодисментов.

Девятнадцатого декабря 1930 года на пленуме ЦК Рыкову фактически не давали говорить. Только что назначенный заместителем главы правительства Валериан Владимирович Куйбышев заявил, что пока Рыков руководит правительством, «это разлагающе действует на весь советский аппарат». Генеральный секретарь ЦК компартии Украины Станислав Косиор предложил освободить Рыкова от обязанностей председателя Совнаркома и председателя Совета Труда и Обороны, а на его место избрать Молотова.

Рыкова назначили наркомом связи, в феврале 1937 года арестовали, а в марте 1938-го расстреляли — вместе с Бухариным. Жену Рыкова, Нину Семеновну, начальника Управления охраны здоровья детей в Наркомате здравоохранения, расстреляли через полгода после мужа. И с Бухариным, и с Рыковым Надежда Константиновна когда-то дружила.

Михаила Томского вывели из политбюро, убрали с поста председателя ВЦСПС. Он избежал расстрела, покончив с собой 22 августа 1936 года…

Детский писатель Лев Абрамович Кассиль вспоминал, что Крупскую интересовали иллюстрации к детским книгам. Крупская сама рисовала и в молодости посвящала этому всё свободное время. С 1920 года в Москве существовал Научно-исследовательский институт по детскому чтению. В составе научно-педагогической секции Главного ученого совета существовала комиссия по вопросам детской книги. Но у Крупской были свои пристрастия и антипатии, которые она не таила.

«Надежда Константиновна никогда не отрицала сказку вообще, но говорила о необходимости тщательного отбора материала для детей из всего имеющегося сказочного наследия, — вспоминала педагог Вера Михайловна Федяевская. — Она выступала, в частности, против сказок, пугающих ребенка, бьющих по нервам, проникнутых враждебной идеологией, развивающих рабские чувства и религиозные настроения».

Жертвой ее вкусов стал замечательный детский поэт и тонкий литературный критик Корней Иванович Чуковский.

«Не прав будет тот, — вспоминал Луначарский, — кто подумает, что Надежда Константиновна принадлежит к разряду тех добрых женщин, которые в конце концов готовы многое спустить и на многое только с улыбкой махнуть рукой. Нет, когда она чем-нибудь недовольна, она отмечает это с достаточной определенностью и умеет бороться и даже умеет крепко сердиться».

Корнею Чуковскому вообще как-то не везло с советским начальством. Чуть ли не все дети в стране восхищенно читали его сказки, а ему то и дело доставалось от их родителей. Троцкий почему-то плохо к нему относился — еще до революции, когда это не имело значения, и после революции, когда его слова приобрели иное звучание.

Троцкий в 1922 году в «Правде» раскритиковал книгу Чуковского об Александре Блоке: «Этакая душевная опустошенность, болтология дешевая, дрянная, постыдная!» Поэт и переводчик Самуил Яковлевич Маршак иронически откликнулся на статью Троцкого:

На самом деле, конечно, не убило. Для Чуковского статья Троцкого была ударом, но не катастрофой, потому что военный министр высказал свое мнение (неоправданно резкое), но не велел запрещать книги Корнея Ивановича.

А вот выступление Надежды Константиновны дорого ему обошлось.

«“Крокодил” находится на рассмотрении в Главном ученом совете, — записал 29 ноября 1927 года в дневнике Корней Чуковский. — Почему-то книга попала на рассмотрение к Менжинской, которая держит ее бог знает сколько… Оказалось, что теперь мой “Крокодил” у Крупской.