— Нет! — вскрикнула Анжела, отступая к двери. — Эта девка лжёт, чтобы она ни говорила! Я не убивала его!

Оксана подавила желание зажать уши: визгливый голос Анжелы взрезал напряженную тишину, как раскаленный нож масло. Ей ничего не стоило солгать, притвориться, что она ничего не понимает, но безумие сыграло злую шутку. Сжимая и разжимая пальцы, она закрыла руками рот, будто стремясь задержать слова, которые уже сорвались.

Анжела всхлипнула, и по её щекам потекли слезы. Ярость сменилась отчаянием, а затем — надрывной, болезненной безысходностью. При всем желании Оксана не могла ей сочувствовать. Из-за её безумия пострадал не только Филипп. Семен оказался в руках Демьяна, потому что расследовал его убийство.

— Разве я говорил о тебе, Анжела?

Викингу тоже было больно. Оксана чувствовала, как рвано мерцает его свет, в котором плавились осколки надежды. Увы, она ничем не могла помочь, ей самой стало не по себе. Казалось невозможным представить, что под обликом возвышенной красоты вьётся чёрный смерч помешательства.

Демьян сжал руку на спинке кресла. Она понимала, что только что разрушила его тщательно выстроенный мир до основания. Маска внешнего спокойствия Осипова покрылась паутиной трещин, а внутри него разрасталась ледяная пустошь. Предательство Анжелы для Демьяна наверняка стало ударом ножа в спину. Это как если бы сама Оксана узнала, что её подставил Семён.

— Уведи её отсюда! — Демьян кинул на Оксану исполненный неприкрытой ненависти взгляд. — Под твою ответственность, чтобы не трепала языком.

Стоило им выйти из особняка, как Оксану затрясло. Она не представляла, что человека может колотить так, что зуб на зуб не попадает. Ей всегда казалось, что такое говорится для красного словца, но сейчас Оксана испытала это на себе. Хотелось скорчиться, свернуться клубком и тихо выть. Миша обнял её и притянул к себе, пытаясь отвлечь. Она хотела спросить про Семена, но слова не шли с языка. Окаменевшая внутри, в его руках она содрогалась всем телом, как статуя во время землетрясения.

Подогнали машину. Викинг помог ей сесть и застегнул ремень безопасности, в который Оксана вцепилась пальцами. Руки по-прежнему ходили ходуном, но, к счастью, начинало отпускать.

— Что же будет? — шепотом спросила она, когда Миша сел за руль. — Ты знал? Про Анжелу?

— Предположил.

Оксана вновь ощутила его боль, и не стала настаивать. Анжела интересовала её меньше всего. Ради Семена она сунула голову в пасть тигру, но ему ничем не помогла. Миша предупреждал, что так будет, но она не послушалась. Викинг не сказал о том, что задумал, но это уже ничего не меняло. Знай она, что ей устроят встречу с убийцей, сошла бы с ума ещё до того, как перед ней распахнулись двери особняка Осипова.

Они молчали, пока не добрались до МКАД, каждый погруженный в невесёлые мысли. Не стало ли только хуже? Да, она вывела Анжелу на чистую воду, но озлобленный Демьян сотворит с Семеном все, что угодно. Просто чтобы отвести душу.

Чувствуя, как её снова начинает трясти, она спрятала лицо в ладонях и сдавленно прошептала:

— Ты поможешь ему?

Большая просьба, но у Миши большое сердце. Иначе он бы не возился с ней.

— Оксана, пока я даже не знаю, где он.

Она с силой сжала его руку.

— Пожалуйста, пообещай мне одну встречу с ним! — сила чувствующей невольно рванулась на свободу: перехватило дыхание, грань человеческого зрения поплыла, искажаясь.

Миша встретил её взгляд и вздрогнул, словно обжегся.

— Сделаю всё, что в моих силах.

Оксана судорожно вздохнула и откинулась на спинку сиденья. Викинг согласился, а значит, выполнит обещание. Он не из тех, кто бросает слова на ветер. Всё, что ей теперь осталось — ждать.

Когда за Стрельниковым и Миргородской захлопнулась дверь, Анжела бросила на него затравленный взгляд и попятилась. Звенящая тишина резала слух, оголяла нервы и сжималась внутри в тугой комок напряжения. Сегодняшний день грозил не закончиться никогда: сначала новости от Звоновского про Ванессу, потом Михаил с белобрысым экспромтом, и следом — это.

В последнее время Анжела ныла по поводу и без, она превращалась в неуравновешенную дуру, разговаривать с которой становилось невыносимо, но представить, что она убила Филиппа, Демьян не мог. Даже сейчас какая-то часть его сознания отказывалась принимать это.

Он ни за что не поверил бы ни Миргородской, в романтическом порыве помешавшейся на психопате, ни даже Стрельникову, но поведение Анжелы — единственное, чего Демьян при всём желании не мог отменить. Хотя очень хотел. Внезапно стало нечем дышать.

Он подошел к окну, с силой рванул ручку. Рама жалобно хрустнула, резкое движение отозвалось болью в ребрах. Весенний вечер стылой прохладой ворвался в кабинет. Демьян смотрел на расцветающий парк и думал, каким будет это чертово лето. Барабанная дробь дождей по карнизу, палящий зной полудня, студеный холодок речной воды, утренняя свежесть, оседающая на траве росой.

Жаль, что зима закончилась. Нынче ему подходили лютый мороз и метель.

Демьян повернулся, бросил взгляд на сжавшуюся в комок Анжелу и кивнул на кресло, где только что сидела Миргородская.

— Что стоишь, как неродная, — даже издевка вышла смазанной, — садись. Рассказывай. Все.

— Что ты со мной сделаешь? — осторожно спросила Анжела. Плечи её устало поникли. — Я не знаю, с чего начать.

— Начни с начала, — резко бросил он. — Прямо сейчас.

Он не повернулся и не подошел к столу, не хотел приближаться к ней.

Монотонно тикали часы. Стрелка двигалась по привычному пути, снова и снова — от шести к двенадцати, от двенадцати к шести. Так будет продолжаться, пока не сядет батарейка или не сломается механизм. С людьми тоже самое. Все они ходят по кругу, пока там, наверху, не решают: «Достаточно». У всего в этом мире есть свой срок.

Анжела колебалась недолго:

— Я хотела заставить тебя чувствовать, хоть что-то чувствовать наконец-то! Поэтому я выбрала Миргородскую — к прочим ты был равнодушен, а Филипп просто удачно подвернулся под руку. Ты обрёк меня на страдания, и я ответила тем же.

Демьян потерял дар речи.

На что он её обрёк?! У этой женщины было всё, о чем любая другая только мечтает. Не веди она себя, как последняя дура, было бы ещё больше. Определенно, Анжела тронулась рассудком. Психозы и истерики — всего лишь верхушкой айсберга, она просто безумна.

В два шага преодолев разделяющее их расстояние, он посмотрел на неё сверху вниз.

— Я не стану больше расспрашивать, дорогая. У меня был чертовски паршивый день, поэтому если я сейчас не услышу всё, что касается дела, а не твоих глупых мотивов, ты составишь компанию Палачу. И уж поверь мне, я не стану с тобой церемониться.