За стеной грохнуло. Яркие клубы пламени поднялись над ней в облаках смрадного чада. Земля стала мягкой, приняла в себя все живое и неживое, а потом со злостью выплюнула, перетряхнув тела от пяток до темени. Башни зашлись стоном гвоздей, вырываемых из дерева, но устояли.

Мирослав взмахнул саблей, отсекая чью-то руку вместе с зажатым в ней кремневым ножом, и отскочил к стене. Он увернулся от копья, ударил ногой, вытянул кого-то саблей по спине, снова увернулся, подсек колени, скользнул между двух потных тел, оставив в одном нож, еще помнящий тепло ладони владельца. Теперь вздохнуть. Нет, опять.

Размахивая мечами и копьями, на него неслось сразу человек десять во главе с огромным детиной. Бросив в ножны бесполезную тут саблю, русич кувыркнулся через плечо и ударил первого ногами в живот. Тот согнулся на бегу, сзади на него налетели трое или четверо и повалились.

Орудуя ножом, кулаками, локтями, коленями, головой, зубами, Мирослав вырвался из-под кучи навалившихся на него тел, выхватил саблю, несколькими взмахами успокоил последних и огляделся. Больше никого. Его так и не состоявшегося противника в плаще тоже не видать. Только десяток тел на том месте, где русич видел его в последний раз, да брызги крови по стенам. Раз так, значит, Ромка и его новоявленный отец в гораздо большей опасности, чем они думают. Пора назад.

Мирослав еще вчера выскоблил щеки осколком стекла, оставив на лице два уса на запорожский манер да козлиную бороденку клинышком. Надолго такой маскировки, конечно, не хватит, но для горячки боя сойдет. Надо только где-нибудь шлем с полями раздобыть, чтоб харю скрывал.

«Что за черт?!» — удивился он, завидев над дальними пристройками верхи башен, выкатывающихся из ворот.

Томас Говард, третий герцог Норфолка, огромными скачками несся по стене, хотя понимал, что не успеет добежать до ворот, прежде чем их пройдет последняя башня. «Плохо быть третьим герцогом, — думал он. — Второй хотя бы теоретически может получить наследство, замок и тихую семейную жизнь. А третьему приходится зарабатывать на хлеб исключительно своей головой и руками, как последнему простолюдину». Этими мыслями он пытался заглушить неприятный холодок от осознания того, что впервые за многие годы встретил противника, открытому бою с которым предпочел срамное бегство, едва прикрытое драным покрывалом долга.

Они прошли несколько улиц. Ромка во главе своих меченосцев чувствовал себя относительно спокойно. Артиллеристы сметали с ближайших построек всех, кто там появлялся. Стрелки по одному, как мишени на стрельбище, снимали редких индейцев, пытающихся что-нибудь кинуть или пустить стрелу. Надо было следить, чтоб не упал на голову кусок окаменевшей глины из развороченной стены, не поехала нога на скользких от крови мостовых. Трупы валялись повсюду, без голов, без рук, без ног, затоптанные конями или убегающими людьми. Но смерти в этот день в этом городе было столько, что к ней привыкли и не обращали внимания.

Тяжелее всех приходилось кавалерии. Город был пересечен каналами. Острова соединялись мостами, достаточно широкими, чтоб по ним могла пройти башня, но недостаточными для разворота кавалерии в нормальный боевой порядок. Узкие переулки были завалены камнями, бревнами и мебелью. Иногда мешики поджигали завалы, в землю вбивали палисады из заточенных бревен, за которыми прятались отряды пращников или лучников. Широкие улицы, запруженные туземными войсками, щетинились лесами копий. Врубаться в них не было никакого смысла, а пройти как нож сквозь масло не получалось. Но вскоре испанцы приспособились. Заходя по свободным переулкам маленькими группами с нескольких сторон, они выгоняли небольшие отряды туземцев под выстрелы аркебузиров и арбалетчиков.

Впереди показался большой просвет. Это рыночная площадь, а за ней главный храм Уицилопочтли. По плану мобилизации, разработанному Ромкиным отцом, там должны были собраться не менее четырех тысяч бойцов, не считая военачальников, с большими копьями, камнями и дротиками. Вся эта толпа в любой момент могла хлынуть на площадь.

— Поворачивай! — раздалось с верхушки передовой башни, на которой держал свой вымпел адмирал этих сухопутных кораблей.

Ромка оглянулся. Один из солдат сигналил копьем с привязанной к древку тряпкой в сторону узкого тупикового прохода, шедшего вдоль стены храма. Молодой человек удивился, но спорить не стал. Сверху должно быть виднее. Он приказал своим сворачивать в указанную сторону и рассредоточиться на входе.

Когда первая башня поравнялась с ним, аппарель неожиданно пошла вниз.

— Ну, дон Рамон, теперь ваше время. — Из полутьмы блеснула потная лысина де Ордаса.

— По двадцать человек наверх! — заорал он своим бойцам. — Оружие наголо! А почему просто объехать нельзя? — вполголоса поинтересовался он у старого вояки.

— На дамбы пойдем, — ответил тот. — Оставить за спиной, так отсюда в хвост ударят, сомнут и опрокинут.

— Понятно, — ответил Ромка, ставя ногу на первую ступень лестницы, исчезающей в люке.

Сноровисто перебирая руками и ногами, он пожалел, что оказался рядом с этой махиной, а не с соседней. Хоть один взгляд бросить на отца.

Как только голова капитана показалась в люке, солдаты подхватили его за воротник и рывком выдернули на настил.

— Скорее, сеньор капитан, — пробурчал один. — Мосты пошли.

Красные от натуги инженеры, кряхтя и обжигая ладони о канаты, рвущиеся из рук, опускали на стену деревянные настилы. Ромка привстал на цыпочки. Его роста как раз хватило для того, чтоб заглянуть за стену и обомлеть.

Он ожидал увидеть дикие оскалы туземных воинов, но бескрайний храмовый двор сиял девственной чистотой белых каменных плит. Толпы свежих, хорошо вооруженных мешиков облепили ворота и стены, что-то за ними разглядывая. Вероятно, это был очередной хитрый маневр кавалерии, который как в театре разыгрывал перед ними Альварадо. Путь к величественному храму был свободен.

Появился Кортес. Шлем криво сидел на его перевязанной голове, куртка под кирасой порвана, прожжена и забрызгана кровью. В правой руке был меч, левая болталась плетью, но к ней, на уровне плеча, кто-то веревками привязал круглый щит.

— Возьмете в команду, дон Рамон? — блеснул он белыми зубами из-под ниточки усов.

— Если не будете путаться под ногами, — в тон ему ответил Ромка.

— На том и сойдемся. — Он хлопнул юношу по плечу. — Идти надо быстро и ни в коем случае не останавливаться. Как только они нас заметят, стрелки попробуют их отсечь, но при таком количестве… А вот, кстати, и заметили.

Над двором полетели крики. Индейцы стали оборачиваться.

— Вперед! — заорал Ромка. — Сантьяго! — Он ухватился за сброшенную веревку и скользнул во двор.

Над головой рявкнули фальконеты. Бьющие в массы людей прямой наводкой, они, наверное, производили дикие опустошения, но Ромка этого не видел. Балансируя на скользких полированных камнях, он сосредоточился на беге.

Не останавливаться! Главное — успеть заскочить на лестницы, там узко и плечом к плечу биться могли только несколько человек. А испанский меченосец в бою стоил не одной дюжины индейцев, в этом он успел убедиться.