В конце концов они почему-то превратились в кровавую массу, которая свешивалась через край койки тонкими лохмотьями.

Дина пыталась удержать книги, но не могла. Этот смуглый человек тут же кидал на нее новые книги с острыми краями. Громким голосом, в котором слышалось отчаяние, он то кричал о своей ненависти к женщинам, то, стиснув зубы, называл Дину шлюхой Медного Всадника или своей дорогой Наташей.

Его голос, похожий на голос Лео, вырывался из ветра с такой силой, будто Пушкин кричал в рупор. Этот голос разносил ее голову на тысячи частиц.

Это был сам морской призрак. С руками кузнеца и шрамом Лео. Наконец он вытащил ружье Фомы и прицелился в Дину. Бах!

Он попал в Ертрюд! Ертрюд стояла в углу, и вместо лица у нее зияла дыра! Как это могло получиться?

По ногам Дины струилась горячая кровь и постепенно застывала ледяной пленкой.

Ветер чуть-чуть стих.

Дина приподнялась настолько, что смогла скомкать простыню и засунуть ее между ногами. Потом с трудом добралась до двери и позвала Андерса. У нее чуть не вырвало легкие. Крик пронесся, точно ведьма на шабаш. Заглушая грохот воды и вой ветра.

Сомнений не осталось. С Диной что-то случилось.

Андерс замерз, устал, и глаза у него резало от соленой воды. Он поставил вместо себя другого. И пробрался в каюту, откуда, словно бешеный рык, летело его имя.

В дверях он остановился, чтобы перевести дух. С одежды текли потоки воды.

Его зюйдвестку давно унесло в море. Со светлых растрепанных волос на лицо и шею бежали реки. Жесткие от соли волосы прилипли к макушке, отчего Андерс стал похож на рассерженного тюленя. Подбородок выдавался вперед больше обычного.

Он с удивлением смотрел на Дину. Смотрел и не верил своим глазам.

Дневной свет упрямо проникал сквозь мокрые стекла. Андерс увидел голые ноги и бедра Дины. Пропитанную кровью простыню. Ее стоны напоминали скрип судовых ларей и непогоду. Она протягивала к нему руки. В глазах была мольба.

— Господи Боже мой! — Он опустился перед ней на колени.

— Помоги мне, Андерс!

Она даже не пыталась прикрыться. Он обнял ее, бормоча в отчаянии что-то нечленораздельное.

— Я умираю. У меня внутри все порвано, — прошептала она и закрыла глаза.

Андерс вскочил и хотел броситься на палубу за помощью. В одиночку он не мог с этим справиться. Но Дина открыла глаза и пристально посмотрела на него.

— Молчи! Никому ни слова! Помоги мне! — просипела она сквозь зубы.

Он обернулся в растерянности. Наконец ее слова дошли до его сознания. Он тут же вспомнил, что женщины подчиняются иным законам. Вспомнил о женских страданиях. О женской судьбе. О женском позоре.

На секунду он потерял дар речи. Потом слабо кивнул ей. Открыв дверь каюты, он откашлялся, прочищая горло, и рыком приказал Антону:

— Дина заболела! Толлеф встанет вместо меня! Вели юнге согреть воды.

Антон был вне себя от злости. Черт бы побрал всех баб, которым непременно нужно идти в море! То у них морская болезнь, то им подавай Трондхейм! С ними добра не жди! Сущее наказание-Юнга, еле державшийся на ногах от морской болезни, принес горячей воды в деревянном ведерке, но половину расплескал по пути. Андерс встретил его в дверях. Обоих трясло, оба были бледны. Хотя и по разной причине.

В каюту он юнгу не впустил и задернул полог перед койкой Дины. Сбросив с себя кожаную куртку, голый по пояс, он принял у юнги ведерко. И приказал принести еще.

Несчастный юнга еле стоял на ногах. Слабый после морской болезни, испуганный и растерянный. Его лицо напоминало ладонь с ободранной кожей после работы с железом на сильном морозе.

— Шевелись, собака! — рявкнул Андерс. Это было так на него не похоже, что парня как ветром сдуло.

Дина затихла. Она позволила Андерсу перекатить себя на бок, чтобы вытащить из-под нее кровавые простыни. Андерс видел, что они насквозь мокрые.

От них шел сладковатый, тошнотворный запах. Андерса чуть не вывернуло. Усилием воли он подавил рвоту.

Ничего не соображая, Андерс обмыл и уложил Дину. Так близко к женщине он еще никогда не был. Его охватило желание, смущение и бешенство.

Он подложил старый кожаный плащ под чистую простыню, которую нашел в сундучке у Дины. Уложил ее поудобней. Она была очень тяжелая и почти безжизненная. Не открывала глаз, лишь тяжело дышала и хватала его за руки. Ему пришлось стряхнуть ее руки, чтобы она не мешала ему.

Кровотечение у нее уменьшилось, но не прекратилось. Андерс ногой задвинул в угол грязные простыни.

Вдруг он увидел среди яркой крови что-то синеватое, как бы затянутое пленкой. Он похолодел. Кого благодарить за этот подарок? Андерс стиснул зубы, чтобы ничего не сказать.

Дина унеслась далеко отсюда. Должно быть, она потеряла слишком много крови. Только бы она не… Андерс гнал от себя эту мысль. Он выпятил губу и затолкал шерстяную рубаху ей между ногами. Шерсть впитает все — и чистое, и нечистое. Он читал все известные ему молитвы.

Дина временами приходила в себя и смотрела на него остекленевшими глазами. Несчастье вползло в каюту и забралось к Дине на койку.

Андерс тихо молился.

Ветер немного утих, шхуна игриво покачивалась на тяжелых волнах.

Андерс заметил, что с парусами на палубе управились без него. Ему стало чуть-чуть легче. Но кровотечение у Дины все еще продолжалось.

К Андерсу то и дело приходил кто-нибудь из команды. То один, то другой. Он встречал всех в дверях. Приказал принести горячего супа и еще горячей воды.

В конце концов Антон заорал, что Андерс должен вытащить хозяйку Рейнснеса на палубу и пусть блюет в море, как все люди.

Андерс рванул дверь и чуть не съездил Антону кулаком по челюсти. Потом захлопнул дверь с такой силой, что едва не зажал ею большой нос штурмана.

На палубе царила тишина. Шхуна мирно разрезала волны. Принесли котелок с супом. Потом горячую воду.

Команда справилась со штормом. В конце концов все поняли, что у Дины не просто морская болезнь. И занялись своими делами.

Прошли сутки. Выглянуло солнце. Ветер торопился на юг.

В каюте, ничего не замечая вокруг, дремала Дина. Кровотечение у нее прекратилось.

Андерс, который уже отчаялся вымыть Дину, смог наконец передвинуть ее в сторону и вытереть под ней старый кожаный плащ. Она держала его за шею, когда он передвигал ее. Он действовал осторожно, опасаясь, как бы у нее снова не открылось кровотечение.

Она даже не пыталась прикрыться. После всех часов, что они провели вместе в геенне огненной, в этом не было необходимости.

Достоинство Дины не страдало от подобных вещей. Она вверила свою жизнь в его руки. Время от времени она теряла сознание. Потом снова приходила в себя и тихо звала его. Однажды она что-то пробормотала, но он не разобрал слов. Кажется, она звала этого библейского разбойника. Верно, она звала Варавву.