– В случае чего… – после длинной паузы задумчиво сообщил менеджер, – с вашим трупом затруднений у нас не будет.

Он надолго замолчал. Выдвинул ящик стола и принялся копаться в нем, вынимая и просматривая какие-то бумаги. Костылев, между тем, осторожно обвел глазами кабинет. Довольно странное это было помещение, без единого окна, стены облицованы серым кафелем, в четырех прямоугольных глиняных вазах, расставленных по углам, – уродливые искусственные цветы.

«Как в крематории», – с отвращением подумал Костылев.

– Я вас слушаю, – угрюмо сказал он.

– Разумно поступаете, – холодно парировал менеджер, – если хотите уцелеть. Не наделаете глупостей, быстро все усвоите – прекрасно! Начнете осуществлять мероприятия, приносить пользу. Не нам – столь любезному вам человечеству. Поскольку, будучи избавленным от бредней, оно автоматически станет счастливым. От вас требуется одно, как и от всех нас…

– Выпустить зверя… – вслух подумал Костылев и сразу осекся.

Но странно: менеджер ничуть не разозлился, напротив – важно закивал, по-видимому, очень довольный.

– Именно задействовать зверя, – наконец-то вы поняли, а я уж, признаться, думал… заканчивать. Именно зверя! И не надо бояться этого слова. Судите сами – к чему стремится каждый человек? К счастью. А что такое счастье? Максимальное соответствие желаемого действительному, верно? А теперь посмотрим на зверей. Разве у них недостаточно предпосылок для того, чтобы быть счастливыми? А главное, – свободными? По-настоящему, а не этой вашей… осознанной необходимостью? Они живут естественно, функционируют, не стиснутые уродливыми, извращенными ограничениями. И единственный, кто вмешивается, кто портит их жизнь – наш царь природы, венец творенья, гомо сапиенс. Себя он уже искалечил, теперь взялся за них. А у них, заметьте, все как раз хорошо и, если хотите, справедливо. Каждый имеет возможность добиться, чего хочет, на что имеет право. Никаких запретов! Сильный хочет отобрать добычу у слабого – и отбирает. Потому что сильный. Здоровый самец хочет прогнать хилого соперника – и прогоняет. А надо, так и убивает! И получает самку, а то и двух – сколько хочет. И самки рожают от него здоровых детенышей. Все естественно, все гармонично. Норма. А у вас вместо этого – слюнявый гуманизм, ублюдочная верность и выдуманная совесть. А в результате – вырождение… Ну как?

– Замечательно, – сказал Костылев. – Но, к моему большому сожалению, должен отметить: такие «теории» уже были. И не раз. Последняя, помнится, называлась фашизмом. Не слыхали?

– У вас пагубная склонность к шуткам, – менеджер горестно покачал головой. – Это признак низкоорганизованной, больной натуры. Звери никогда не смеются, а они душевно здоровы и себя уважают. Смех – выражение слабости. Гитлер был довольно перспективный мыслитель, здесь его ценят. Хотя приоритет, конечно, принадлежит не ему, тут вы недопонимаете. Приоритет наш, поскольку мы как-никак существуем дольше, чем ваше хваленое человечество. И уничтожение Гитлера – тоже, имейте в виду, доказательство психической неполноценности. Вы же выродки! Вечно уничтожаете именно тех, кто может принести вам пользу… Кстати, как вы, вы лично, относитесь к феномену убийства?

– Разумеется, плохо. Хотя допускаю…

– …самооборона, справедливая война, та-та-та… – скривившись, перебил Костылева менеджер. – Я не об этом. Я – об убийстве как таковом. As is. Придется вам, уважаемый, взгляды-то пе-ре-смот-реть! В корне. Потому что первым вашим заданием будет разработка универсальной методики оправдания любого убийства. Любого. Независимо от мотивов… Что такое, Цум? Ты же видишь – я занят!

Незаметно возникнув, Цум уже давно стоял в дверях, терпеливо дожидаясь паузы. Рукой он держался за щеку.

– Простите, господин менеджер, тысячу раз простите. Там эта девица… Не слабый, знаете ли, номер… – как-то нехотя выговорил он, отнял ладонь, и Костылев увидел большой темный синяк.

– Не успокоилась? – слегка удивился менеджер. – Даже после воздействия?

– Не то слово, – мрачно уронил референт.

– Ну так убейте ее. Не смогли обработать – ликвидируйте. – Последние слова его прозвучали, как выстрелы из малокалиберной винтовки. – На чем мы остановились? – он снова повернулся к Костылеву. – Да! На правомерности убийства. Здесь этот вопрос муссируется давно. Ваша задача – доказать, что в принципе убивать допустимо в любом случае. И даже желательно.

– Боюсь, что на это я не гожусь… хотя вообще… – бормотал Костылев что попало, чувствуя растущее беспокойство и судорожно думая, как задержать Цума, который шагнул было к двери, но вдруг остановился и принялся расчесывать лоб между рогами.

– А вот мы сейчас попробуем, – менеджер энергично поднялся из кресла и подошел к стене, отделяющей кабинет от приемной. Костылев обернулся. Эта стена в отличие от остальных вся была скрыта плотной занавеской; согласно кинофильмам, такими занавесками зачем-то задергивают географические карты в штабах военачальников. Однако за ней оказалась отнюдь не карта, а толстое стекло, за которым Костылев против ожидания увидел не приемную, а незнакомую полутемную комнату.

– Подойдите ближе, – приказал менеджер. – Еще ближе!

Костылев подошел к стеклу вплотную. И отпрянул.

Там, в шаге от него, наклонившись над широкой, покрытой ковром тахтой, квадратный короткошеий человек душил мальчика. Костылев отчетливо видел налитый кровью складчатый затылок, короткопалые, покрытые рыжеватыми волосками, побелевшие от усилия руки, стиснувшие горло жертвы. Видел он и пальцы юноши, судорожно царапающие ковер, и почему-то – сережку в ухе, маленькое золотое колечко. На лицо его он старался не смотреть – мелькнуло что-то синее, с черным провалом рта, из которого рвался хрип.

Не владея собой, Костылев рванулся и ударился о стекло.

– Желаете спасать? – осведомился менеджер. – Не дергайтесь, без толку. Лучше досмотрите представление до конца.

Хрип оборвался, рука мальчика дрогнула, разжалась.

– Цум, штору! – распорядился менеджер. Референт задернул занавеску.

Костылева колотила дрожь, в глазах мелькали пятна.

– Успокойтесь, – сказал менеджер, – спасти вы никого не могли. Просто физически. Даже если бы я дал вам пистолет. Это убийство произошло только что, но в тысячах километров отсюда, в Америке. Штат Техас, название городка вам ничего не скажет… не суть. Мы имеем возможность наблюдать такие события и обязательно ею пользуемся. А показал я вам его не затем, чтобы пугать, а чтобы вы с пониманием уяснили стоящую перед вами задачу. Обратите внимание: перед вами человек, не чёрт. При этом убийство совершено не психически больным маньяком и не с целью самообороны. Убийца – отец семейства, юноша – его сын. Папа только что узнал кое-что о своем отпрыске, некую, так скажем, пикантную особенность. Он небезосновательно считает сына неполноценным уродом, и не желает, чтобы тот опозорил семью. Как говорится, я тебя породил… Но – не знаю, заметили ли вы, я заметил, – убивая, этот субъект, этот человек получал удовольствие.