Валентина, защищаясь, пнула султана ногой так, что он потерял равновесие. Во взоре сарацина запылал огонь, когда он снова приблизился к ней и, сдавив в крепких объятиях, обхватил ее и привлек к себе гибкое тело, впившись в рот жадным и нетерпеливым поцелуем, болезненным и обжигающим.

Валентина сопротивлялась, но загорелое лицо неумолимо надвигалось снова. Губы сарацина вновь прильнули к ее губам в жалящем, злом поцелуе – ни вырваться из жарких объятий, ни вздохнуть, ни шелохнуться! Остается только кричать! Руки девушки потянулись к головному убору Паксона и сбили его на землю. Волосы султана сразу же начал трепать сухой ветер. Валентина запустила пальцы в черные кудри и дергала и тянула их, чтобы оторвать от себя настойчивого сарацина, но он не желал ее отпускать, наоборот, поцелуи стали требовательнее, глубже, грубее.

Ноги девушки подогнулись, силы покинули тело. Паксон сжимал ее в объятиях, заставляя отвечать на поцелуи. Время остановилось, и теплые ветры, обвевавшие Валентину, показались ей ветрами веков. Ее сердце жаждало любви, плоть изнывала в мольбе об излияниях страсти. Темные волосы Паксона стали волосами любимого, губы – жесткие и требовательные, какими никогда не были губы Менгиса, – все же добились отклика, и на краткий миг руки султана превратились в руки его брата, и страсть, возносившая некогда Валентину на небеса – в страсть Менгиса.

Паксон оторвался от ее губ и осыпал поцелуями ей шею. Прижав к земле, он упал на нее сверху, наслаждаясь сладостью нежной плоти и приходя в восторг от прикосновений к прекрасной женской груди. Ветер развевал длинные волосы девушки, и они окутывали обнявшуюся пару, словно облако, благоухающее ароматом трав и цветов.

Ноги Валентины обвили тело султана, чтобы сильнее прижать к себе.

Никогда еще не желал Паксон женщину так сильно! Никогда слияние еще не приводило его в такой восторг. Простое прикосновение к коже будоражило чувства. И Валентина сама желала слияния! Она отвечала на его ласки, умоляла о любви и прижималась все сильнее, великодушно предлагая себя.

Девушка застонала и прошептала:

– Менгис! Менгис!

От резкого удара голова ее резко мотнулась в сторону, ладонь Паксона оставила красное пятно на лице.

– Так это Менгису ты раскрываешь свои объятия и отвечаешь на его ласки, забыв, что сейчас находишься со мной, а не с ним?! – разъяренный сарацин прерывисто дышал, взор пылал гневом.

Страх охватил Валентину. Всхлипывающая, испуганная, она едва понимала, что же произошло в несколько последних мгновений, и сидела на земле, закрыв лицо руками. Ей было стыдно: тело изголодалось по ласке, и сердцу захотелось поверить, будто это любимый обнимает ее!

– Слезы не вернут тебе Менгиса. Не плачь! Я знаю так же хорошо, как и ты, что мой брат взошел на трон шейха аль-Джебала и теперь считается ушедшим из нашего мира. Ты оплакиваешь человека, который мертв! И ты предпочитаешь его мне? – лицо Паксона потемнело от гнева.

Он стоял над Валентиной и на фоне огромного голубого неба казался гигантом, безжалостным и опасным.

– Зная, что ты никогда вновь не будешь с ним, ты все равно предпочитаешь его мне? Отвечай! И от того, что ты скажешь, может быть, зависит твоя жизнь!

– Да, – беззвучно прошептала Валентина, – это так.

– Скажи громче, женщина! Я не слышу твоего ответа!

– Да! Да! Да! – потеряв над собой власть, закричала Валентина. – Я всегда буду предпочитать Менгиса любому другому мужчине! Я всегда буду предпочитать его тебе! Как ты не понимаешь, Паксон? Я люблю твоего брата, и у меня нет выбора. Аллах так повелел, и мой Бог на то согласился, и судьба потребовала, чтобы все сложилось именно так. Я люблю Менгиса!

Взгляд Паксона стал еще более грозным. Даже под страхом смерти эта женщина не отказывается от своей любви!

– Почему же ты предпочитаешь моего брата, Валентина? Как можешь ты рассказывать о спелости дыни, не отведав ее?

– Я все отведала, Паксон, той ночью в оазисе пустыни, после того как Саладин соединил наши руки. Еще одно слияние ничего не изменит. Я люблю Менгиса.

– Но может быть, новый опыт придется тебе по вкусу? – Паксон схватил ее и подмял под себя.

Сопротивление оказалось бесполезным, султан был слишком силен. Он рвал на ней одежду, пока та не превратилась в клочья. Валентина обнаженной лежала на песке. Неистовство Паксона потрясало и делало ее совершенно беспомощной. Хотелось воспротивиться, убить насильника, искалечить… но он был слишком силен, и страх нарастал – слишком долго опасалась она этого человека!

Паксон взял ее быстро, грубо, овладев ею с помощью своих губ, зубов и скрутив ей запястья. Ни один кусочек тела не остался неощупанным, невзирая на стыдливость девушки. Ей оставалось лишь плакать, вскрикивать и беззвучно молить Менгиса о спасении…

Валентина тихо лежала рядом с сарацином, прислушиваясь к его ровному дыханию. Обрадовавшись, что он крепко спит, она бесшумно поднялась и на цыпочках подобралась к своей разбросанной одежде и поджидавшим лошадям. Кафтан починить уже было бы невозможно, лохмотья едва прикрывали наготу. Но неподалеку валялась одежда, которую Паксон сбросил с себя до того, как накинулся на нее.

Быстро натянула Валентина его тунику и собрала всю остальную одежду султана, потом села на своего арабского скакуна и взяла за поводья коня Паксона. Поспешно, пока султан не проснулся и не остановил ее, подстегнула девушка коня и умчалась, уведя за собой вороного жеребца.

Султан вскочил на ноги, услышав стук лошадиных копыт и громкие понукания, но тщетной оказалась его попытка остановить похитительницу одежды и коня. Без сапог он очутился слишком уж в невыигрышном положении и догнать наездницу не смог. Его брань и непристойности долго раздавались в тишине пустыни.

На обратном пути пелена отчаяния окутывала одинокую всадницу. Когда вдали показались стены дворца, девушка остановила коней и наконец дала волю горестным слезам. Казалось, все внутри нее оборвалось, словно она умерла в тот момент, когда увидела Менгиса на троне шейха аль-Джебала, но никто до сих пор не удосужился ее похоронить. Любовь к одному человеку и ненависть к другому сразили бедняжку наповал, как если бы кинжал вонзился ей в сердце.

Все у нее шло вкривь и вкось с тех пор, как оказалась Валентина в этой проклятой стране, где бушевала война, а человеческая жизнь ценилась меньше жизни домашнего скота. Подлость Беренгарии; французский воин, убитый ею; два мусульманина из войска Саладина, осквернившие ее тело; клятва, данная Рамифу; обман, что пришлось совершить ради помощи крестоносцам; любовь к Менгису; потеря любимого; преследования Паксона; насилие; избиения… И она пережила все это, выжив лишь для того, чтобы изо дня в день испытывать еще более жестокие удары?

Но никогда не сдастся она без борьбы, решив уцелеть в этой страшной жизни! Пока теплится дыхание в теле, остается надежда! И Паксон – всего лишь мужчина! Он в состоянии мучить ее и даже приказать распять, но гораздо невыносимее муки душевные! Этому учила подруга Розалан, это же говорил и Менгис…