Когда душа-вожак в очередной раз скрылась за правой дверью, он осторожно приблизился к левой двери и заглянул вовнутрь. Через секунду он с ужасом отскочил от двери.

– Идём отсюда, скорее!

– Пожалуйста, скажи мне, что ты там увидел.

Ване хотелось бы ничего не рассказывать, но по выражению Машиного лица было ясно, что она не отвяжется.

– Там полыхает страшный огонь. Это или огромная печь, или я и представить себе не могу, что это может быть.

– А этот вожак? Он что, специально их приводит?

– Да, Маша, я думаю, ты права. Этот в шапке знает, что ждёт эти души.

Дальше они шли молча. Отсеки становились всё менее и менее роскошными. Видимо, обладатели чипов теперь уже не получали никаких особых привилегий. Ваня смотрел только вперёд, и Маша пыталась делать то же самое. Но один отсек, все-таки, привлёк их внимание, потому что в нём не было ничего, кроме куска хлеба, лежащего на простом кухонном столе.

– А это что значит? – тихо спросила Маша.

Ваня не ответил. Он посмотрел направо и налево, туда, где могли быть глазки камер.

– За нами наблюдают, – сказал он, не шевеля губами.

Они остановились, как вкопанные, стараясь не смотреть на направленные в их сторону глазки в стенах, но взгляд сам собою так и притягивался к ним.

«Может, им рожу скорчить? – подумал Ваня, но тут же отбросил эту мысль. – Не трогают они нас, ну и ладно».

Машин ход рассуждений был более практичным. Она подумала, не залепить ли этот глазок мякишем хлеба, но тут же передумала, потому что для этого пришлось бы зайти в отсек.

В это время, еле переставляя ноги, к столу с куском хлеба подползла на вид совершенно измождённая душа. Она схватила кусок хлеба и стала с жадностью глотать его, как изголодавшаяся собака. Но кусок был небольшой, и очень скоро от него и крошки не осталось. Голодная душа стала рыскать глазами по отсеку в надежде найти ещё хоть один кусок, но хлеба нигде не было. Тогда она подошла вплотную к глазку в стене и, стуча кулаком по стене, закричала:

– Дайте мне хлеба! Вы обещали мне! Вы обещали!

Вместо обещанного хлеба в ответ на слёзные просьбы голодной души по ней ударил красный луч. Ещё мгновенье – и только горстка пепла осталась лежать на полу. Тут же, откуда ни возьмись, в отсеке появилась самая обыкновенная дворницкая метла и, быстро сделав свою работу, исчезла.

Ваня стоял неподвижно, крепко сжимая Машину руку. Ему казалось, что его парализовало, и он уже никогда не сможет сдвинуться с места.

– Ты что-то понял? – Маша дёрнула его за руку и, тем самым, вывела из оцепенения.

– Я понял. Этот василёк согласился вживить в себя чип, чтобы не умереть с голоду. Они обещали ему хлеба и обманули его.

– Уходим отсюда! – закричала Маша, забыв об опасности. – Уходим! Я больше не могу здесь оставаться!

– Маша, ты что? За нами следят!

– Какой толк соблюдать конспирацию, – продолжала она кричать, – если им известен каждый наш шаг? Они не могут нам ничего сделать, не могут! Ты сам сказал: у нас нет чипа! Мы должны найти выход! Ты слышишь? Мы должны найти выход! – Маша рванула с места и потащила за собой Ваню. – Смотрите! Смотрите, мерзкие глазки. Чтоб вы лопнули!

«У неё истерика», – догадался Ваня и, схватив Машу за плечи, попробовал её успокоить.

– Что, ты боишься их? – кричала Маша. – А я не боюсь! Единственное, чего я боюсь, это навсегда остаться в этом тоннеле. Я не могу смотреть, как уничтожают васильков!

– Успокойся, прошу тебя. Если ты будешь кричать и нервничать, мы никогда не сможем найти выход, мы его просто пропустим.

Ваня сказал последние слова нарочно медленно, и они подействовали.

– Я молчу, молчу, – Машу трясло в нервном ознобе.

– Сейчас ты успокоишься, и мы всё найдём, хорошо? – Ваня ласково гладил Машу по голове, а она, как малышка, вытирала глаза кулачками и повторяла: «Хорошо, хорошо» и, наконец, окончательно успокоилась.

– А теперь давай пойдём потихоньку, хорошо?

– Хорошо, – еле слышно ответила Маша и обхватила руку друга двумя ладонями. – Только можно я буду так за тебя держаться?

В ответ Ваня просто кивнул головой.

Больше они по сторонам не смотрели, продолжая свой путь по коридорам «шкафа».

– А ты знаешь какую-нибудь героическую песню? – неожиданно спросила Маша.

– Знаю, – ответил Ваня после небольшой паузы.

– Тогда спой им, чтобы они не думали, что мы их испугались.

Ваня улыбнулся, и громко запел: «Врагу не сдаётся наш гордый “Варяг”», но допеть до конца ему не удалось, потому что в ответ на звуки песни сработала сигнализация, и они тут же оказались перед дверью с кодовым замком. В замке, в кружочке со знаком ключа, мигала лампочка, и автоматический голос монотонно повторял: «Код введён неправильно».

– Автомат воспринял твою песню, как код! – Маша даже подпрыгнула от радости. – Значит, если что-то сказать или пропеть, эта дверь откроется! Ваня, думай! Ты должен придумать слова пароля!

– И ты тоже думай! Я даже представить себе не могу, что это могут быть за слова.

– Ну, тогда давай, будем рассуждать логически, – Маша сразу стала рассудительной, так как ей очень хотелось, чтобы закодированная дверь поскорее открылась. – То, что может помочь василькам, помогает и нам, иначе бы мы здесь не оказались, правильно?

– Правильно, – согласился Ваня.

– А что помогает нам?

– Раньше нам помогал фонарик.

– Ну и что, что фонарик. Ты же сам говорил, что дело не в фонарике.

– А в чём тогда?

– Ваня, что с тобой? – занервничала Маша. – В самый ответственный момент ты опять всё забыл?

– Но я, честное слово, ничего не помню.

– Хорошо, что хоть я что-то да помню, – Маша изо всех сил старалась собраться с мыслями. – Ты говорил, что дело не в фонарике. Свет в фонарике был молитвами твоей мамы. Ну, помнишь?

– Конечно же, помню! – обрадовался Ваня. – И как же это я мог такое забыть!

– Ну, если молитвы твоей мамы помогали нам выбираться из бараков лагеря газового Скруджа, значит, они и здесь смогут нам помочь.

– А где же мы их возьмём? – Ваня выглядел так, как будто над ним только что поработали гневные Безобразия. – У нас же нет фонарика.

– Да что с тобой случилось? – Теперь уже Маша схватила Ваню за плечи и стала его трясти. – Очнись, слышишь? Ты должен вспомнить молитву! Я вспомнить не могу, потому что моя мама никогда не молилась, а твоя молилась. Ты должен вспомнить! Ты слышишь? Вспоминай! Ты должен вспомнить!

Ваня скривился, как от боли. Он напряжённо думал, но ничего вспомнить не мог.