спрыгнул на землю, приблизился к главе семейства, держащему под уздцы коня.

— Не отпускают, — кивнул витязь. — Стоит одному со мной перемолвиться, так остальные лезут. Покамест солнце не подымется, не угомонятся.

Демир сжал плечо ученика, всмотрелся в его глаза.

— Собирай дружину, сынок. Ратников не бери, пущай град хранить остаются. Разделимся, я с первой сотней налегке поскачу, а ты следом с остальными.

— Батый! — возмутился Баровит. — Да как же? А коли на себя бой примешь, долго ли с сотней продержишься? Возьми лучших, возьми сильнейших… Возьми меня.

Демир рассмеялся, похлопал ученика по плечу.

— Коли войско заплутает, то мне точно не продержаться, посему лишь в надежные руки могу его передать. Посему не спорь со мной, сынок, делай как велю… Поди покамест умойся, глядишь, водица холодная мёртвых из главы твоей выгонит.

Воевода направился было к калитке, но Баровит ухватил его за руку, удержав подле себя.

— Умилу в Камуле оставь, — сказал он. — Война никого не щадит, нечего девке там делать…

— Она не девка, — осёк Демир, — она витязь. Как бы мы ни хотели для Умилы иной судьбы, да путь её Богами означен, сердцем избран. Ты не думай о цене, думай о защите люда тархтаского.

— А коли император досюда доберётся? — прищурился Баровит. — Кто мирян защитит?

— А ты не допусти того, — отрезал воевода.

Понимая, что спорить бесполезно, Баровит поник. Опустив взор, увидал, что батый босой, в тонких ночных портах.

— Ты б оделся аки следует, батюшка, — ухмыльнулся витязь, — ветер ещё холоден, озябнешь, покамест до Главеша доскачешь. Порты-то натянуть да в сапоги прыгнуть много времени не займёт.

— Твоя правда, — кивнул отец, завязав поводья на столбе бани.

Проводив воеводу взглядом, Баровит неспешно подошёл к колодцу. Стащив с себя рубаху и закинув её на крышу, бросил в тёмное жерло ведро. Глухой всплеск отозвался тысячным шёпотом.

— Передай…

— Передай…

— Найди…

— Скажи им…

— Весточку передай жене, скажи, пущай во вдовах долго не засиживается…

Ухватив край ведра, Баровит опрокинул его на голову. Холодная вода потекла по затылку, спине; тонкие струи обвили шею и плечи. В боковом зрении вновь предстал высоченный силуэт Акима. Повернувшись, витязь всмотрелся в дрожащую тень. Проведя ладонью по мокрым векам, вновь открыл глаза, но вместо старого богатыря перед ним стоял Ратмир.

— То ты, али духи со мной шутят, тебя, аки ломоту, подсовывая?

— Я тоже рад тебе, — ухмыльнулся Ратмир, привязывая поводья к забору. — С вестью важной к батыю прибыл… А ты-то тут что делаешь, Баровит Азарович?

Удивлённо изогнув бровь, Баровит стянул с крыши колодца рубаху, тряхнул её, расправляя.

— Живу я здесь… с малолетства… так уж вышло.

— Да я знаю, — отмахнулся юноша, вальяжно облокачиваясь об изгородь. — Просто думал, что ты Умилку замуж уж взял.

— Мне не можно покамест, — пробурчал Баровит, натягивая рубаху. — Ты лучше скажи, откуда знаешь, чей я сын?

— Ну, как ты меня в сарае едва в мешок с костями не превратил, я задумался, с чего в немилость к тебе попал. Я-то думал, ты Умилке брат, все-то тебя Демировичем кличут. Посему разузнал о тебе, понял, что ты ученик батыя лучший, да к тому ж всем семейством воеводиным горячо любим. Тогда понял, чем не угодил тебе. Многих в ученики из семей родных забирают, ничего тут диковинного нет… Ты не гневайся на меня, Умила мне друг верный, никоей боле любви, окроме братской, к ней не питаю.

— Знаю о том, — фыркнул Баровит, — тоже о тебе разузнал с той поры. Пойдём к батыю, у тебя ж дело безотлагательное, а ты лясы точишь.

Стены опочивальни давили на сознание, медленно сдвигались, грозясь раздавить. Сердце бешено стучало, хотелось бежать со всех ног во все стороны разом. Слишком уж резко началось утро… Война. От снов Волота ещё можно было бы отмахнуться, хотя духи его просто так никогда не тревожат. Но слова отца, переданные через Баровита, были правдивей княжеских посланий. Да и когда этого князя изберут? Пока весть о войне до Камбалу дойдёт, пока вече созовут, пока на этом вече накричатся да назовут князя, пока князь дружину наберёт да с многотысячным войском до границы дойдёт… За это время и помереть всем можно до единого. Демир спешно натянул рубаху, завязал пояс.

— Вот же скрытная баба, — бурчал он, спускаясь в горницу. — Ничего не сказала, не передала, Каркуна не прислала… Приеду, всю дурь из главы её выгоню, учить уму-разуму стану, покамест уши не завянут… Совсем без руки мужицкой распоясалась, по Нави она шастает, силу растрачивает… Как не померла там?

С этих слов воеводу передёрнуло, холодок забегал по спине. От мысли, что мог потерять ещё и сестру, защемило сердце. Скрип двери вырвал воеводу из горестных мыслей, в горницу вошёл Баровит с Ратмиром.

— Батый, Ратмир к тебе с вестями. Я пойду Волота покличу.

— Стой, сынок, — прохрипел Демир, растирая грудь, — все вести теперича делить станем. Пойдём в светлицу. Волот, спускайся!

В ответ донеслось лишь недовольное фырчание и скрип половиц. Воевода прошёл в светлицу. Голуба всё поняла по сведённым у переносицы бровям и задумчивому взгляду. Ухватив лохань, она быстро вышла прочь. Ратмир остановился посереди светлицы, косясь на молчаливого Баровита. Демир вопросительно посмотрел на дружинника.

— Ну, чего там у тебя?

— Ты прости, Демир Акимыч, что так долго не воротался — сестра у меня прихворала. Да нет худа без добра. Долго я в Камбалу гостил, много чего интересного разузнать сумел. Истиславу теперича по велению Родославы Огнеяровны её наворопники служат. Один из них — Истр — завсегда при Истиславе, аки тень. Богдана от снохи нашей новоиспеченной узнала, что на то была воля Родославы, кою Истислав с большим почтением принял. А старший средь наворопников — Лют. Так вот его со всей тайной службой Истислав отправил в Кийский острог. Ему думается, что развернётся у аримийских границ битва.

— О том Истислав меня извещать не спешит, — догадался Демир. — По своей воле рассказываешь. Не страшишься гнев брата на себя вызвать?

— Не страшусь, — гордо заявил юноша, распрямив плечи.

— Твой брат Истислав Радимович — глава и воевода Камбалу? — удивился Баровит. — Чего ж ты с нами землю топчешь, а не в его дружине красуешься?

— А чего ты у воеводы живёшь да сыном его зовёшься, родичей своих знать не желая? — огрызнулся Ратмир, явно не собираясь объяснять что-либо.

— Так, глядишь, до вече недолго… Тогда мне Главеша упредить надобно, — проронил Демир. Стремительно выйдя в горницу, бросил через плечо: — Баровит!

— За главного, — хмуро кивнул витязь, — всё сделаю, отец.

Схватив сапоги, воевода вышел из сеней, хлопнул дверью. В