class="p1">— Да вам здравствовать, сынки да братья, — не скрывая радости, ответила богатырша, — проходите в острог, примите еду да сон. Лют, сто лет не видала тебя в шкуре.

Лют подошёл к Родославе, широко улыбаясь. Из-за шрамов, перекашивающих лицо, его улыбка больше походила на оскал. Рода коснулась волчьих клыков на его лбу, погладила серебристый мех.

— С чего ты решил вновь к своей скрытой сущности обратиться? — шепнула она.

— Стоило обойти Кинсай, как заприметили мы ариман у Полозова. Войско громадное, злющее. В бой ввязываться не стали. Да всё ж один отряд нас нагнал. Дабы живыми к тебе прибыть, пришлось нам пробудить волков… Рыкаря* не исцелить, Рода. Коли поработил волчий дух, он во мне до конца жизни останется… прошлого не воротишь, не поправишь.

— Я не дам волку поработить твой разум, — пообещала богатырша; обведя рыкарей взглядом, добавила: — Да не токмо твой. Что же ты, друже, Полозов в беде оставил?

— Мы спешили к тебе. Нас, окроме твоей жизни, иные не заботят.

— Ладно, — отмахнулась богатырша, жестом велев наворопникам идти за собой. — Раз у Люта печать княжья, значится, Истислав сам вас отправил.

— Ага, — пробасили наворопники единым гласом.

— А мы рады-радёшеньки…

— Скучно в Камбалу, мирно…

— Ты-то как без нас, мати?

— Тяжко, сынки, тяжко, — призналась Родослава.

Дружинники встретили княжеских наворопников молчанием. О рыкарях многие из них слышали лишь в сказках да дедовых байках, посему сторонились воинов в шкурах. Укутанные в плащи мужики тоже не вызывали доверия, но Родослава приветствовала их, как родных, а это многое значит.

Рагдай первым вышел им навстречу, обвёл гостей придирчивым взором. Скрестив руки на груди, скривился в ухмылке:

— Мда, иной тайной службы у тебя, Акимовна, быть не могло.

— Стоило ли жаловаться раньше времени, Рагдай? — прищурилась богатырша. — Позаботься о моих воинах, путь был длинным да тяжёлым.

— За мной ступайте, — с напускной строгостью побурчал воевода, в душе радуясь нежданному подкреплению.

Родослава взглянула на лунный диск, впуская в сознание токи Нави. Кивнув Люту, направилась к отцовской избе. Нити Макоши переплетались, истончая границы миров. Рода закрыла глаза, вытащила из-за пояса нож. Проведя лезвием по ладони, подняла над собой руку. Капли крови, поблёскивая в лунном свете, застучали по траве.

— Кровь моя, услышь меня, — прошептала богатырша, — по нити Макоши беги к мыслям моим. Узри очами моими, почувствуй сердцем моим… Волот, к тебе взываю, тебя в себя впускаю…

____________________________________________________________________________

яблоко* — эфес меча, навершие (головка рукояти).

Рыкарь* — воин, который мог осознанно вызвать боевое неистовство (войти в трансовое состояние). Для того чтобы стать рыкарем, необходимо было голыми руками победить зверя: медведя или волка.

24. Заря

— Кровь моя…

Голос. Знакомый, тихий. Он вибрировал в воздухе, увлекая за собой. Волот шагнул навстречу, отводя еловые ветви. Снег невесомой вуалью падал с острых верхушек, засыпался за шиворот, таял на коже.

— Услышь меня…

— Нянька? — вслушиваясь в голос, Волот нахмурился. — Ты ли это?

— Кровь моя…

Голос становился всё отчётливей, незримые силы тянули к себе. Смешиваясь с первым снегом, под ногами хрустела опавшая листва. Зябко. Витязь вышел на поляну, огибающую озеро. Тонкий луч выглядывал из-за облака, тянулся к водной глади. Подставляя под луч клюв, на озёрном блюдце покачивалась белая лебедь. А напротив неё на берегу сидела Родослава.

— Нянька, — позвал Волот, ускоряя шаг.

Рода обернулась, протянула к нему руку.

— Времени мало, — шепнула она, указывая на воду, — смотри.

Едва стоило взгляду упасть на водное зеркало, как сознание витязя провалилось в отражение неба. Безмятежная синь иссякла. Огонь вспыхнул непроходимой стеной, поглощая крепости, звон стали резал слух, предсмертные крики вторили ему. Сотни воинов бросались в бой… в бой с огромным чёрным драконом. Его когтистые лапы топтали дружинников, острые зубы выворачивали башни, звериный рык холодил кровь.

— Война, — вновь возник в голове голос няньки, — вы нужны здесь, медвежата…

Чувство падения с высоты вырвало витязя из сна. Ухватившись за край ложа, Волот едва не повалился на пол. Тяжело дыша, он недоверчиво осмотрел опочивальню.

— Медвежата? — повторил витязь, хмуря брови. Вспомнив о том, как в детстве нянька звала их с Баровитом, Волот соскочил с постели.

Толкнув дверь так, что она со скрипом ударилась о косяк, наверняка разбудив отца, витязь ворвался в опочивальню друга. Баровит стоял у окна, сняв ставни. Алая заря растекалась по горизонту, истончая грань миров.

— Сызнова мёртвые взывают? — прохрипел Волот, подойдя ближе.

— Так много… сотни разом, — не отрывая взора от зари, ответил Баровит. Потирая виски, повернулся к другу, сжал его плечо: — Ты чего там так неистовствовал, брат?

Украдкой взглянув на дверь, Волот шепнул:

— Мне нянька во сне явилась, сказала, война началась.

— Чему дивишься? — горько усмехнулся Баровит. — Дед о том предупреждал нас.

— Дивлюсь тому, как нянька ко мне через Навь ходит, — рыкнул Волот, теряя терпение. — Мы отцу про неё не говорили… Ничего отцу не говорили… Токмо отчего она сама к нему не явится?

— Они не связаны кровью, — ответил Баровит, всматриваясь в светло-серые глаза друга, — а ты с ней связан.

— Как? Она мне не кровная стрыня*, — фыркнув, Волот уселся на ложе, нахмурился. — Что мне отцу сказать? По коням да в Кийский острог?

— Ну, помнится, — задумался Баровит, — мати-Аделя учила, что через кровь в межмирье можно найти родича. А коли этот человек тебе не родич, то надобно знать его тайное имя. Нянька имени твого не знает, а значит, зовёт через кровь. К тому же я говорил уже, что вы похожи ликом… А отцу скажи, что видел её во сне, передай ему всё как есть.

— Брат, ты путаешь что-то, — скривился витязь, — лет-то тебе мало было, уж успел позабыть, чему мать учила…

— Чего вы тут бубните? — грубый голос заставил Волота замолчать. — Ни свет, ни заря повскакивали, двери едва с петель не снесли да ещё галдите, не смолкая.

Демир обвёл сыновей грозным взором, вошёл в опочивальню. Скрестив на груди руки, навис над Волотом, чувствуя, что в воцарившемся беспорядке повинен именно он.

— Отец, — неожиданно заговорил Баровит, — скажи, нянька Волоту родная стрыня?

— Да, — удивившись вопросу, кивнул Демир. — Токмо…

— Что? — подавившись возмущением, выдал Волот.

— А вы не знали? — растерялся отец.

— Откуда? Ты ничего не рассказывал, баба-Беляна говаривала, что нянька не родная дочь ей, — взорвался Волот и тут же смолк. Подумав о чём-то, выдал: — Это что, значится, дед её от другой бабы народил?

— Дурак ты, — рыкнул Демир, замахнувшись на сына. Но Волот легко уклонился, и тяжёлая рука отца пролетела над головой. — Рода не срыня тебе, а вуйна*! Она твоей