1

Дмитрий Иванович Орлов отчаянно мерз. Меховую парку и унты с него не сняли, привязали к лиственнице, как есть, вытряхнув из спального мешка, но за время, проведенное в неподвижности – часа два, по его подсчетам, – тепло из-под одежды улетучилось без остатка.

Все два часа он напряженно прислушивался к немногословному разговору, который вели у костра захватившие его люди. Старался понять, кто эти четверо русских мужиков разного возраста во главе с кряжистым чернобородым Гураном – ему показалось, что именно так называли своего предводителя странные разбойники. Одеты они были для северной зимы неплохо – кто в парки, кто в полушубки, на ногах пимы, на головах меховые колпаки с ушами. А странными подпоручик назвал их для себя, потому что поведение их было, с одной стороны, самым что ни на есть разбойным – то есть выволокли из палатки, без лишних слов привязали к дереву и оставили полустоять-полувисеть на веревках, а с другой – не угрожали, не били, в общем-то, и не сказать, что грабили, – так, перетряхнули содержимое тюков и бросили, не убирая. Вот за ружье ухватились – это точно. У самих оружие было очень даже примитивное – дубины, ножи, пара луков со стрелами – видимо, отняли у местных охотников, потому что обращались с луками весьма неумело. А за ружье ухватились двое, но Гуран приказал взять его самому молодому. По тому, как тщательно парень проверял состояние оружия, Орлов понял, что он из солдат: наверное, дезертир – в Сибири служить несладко, вот и не выдерживают, бегут, главным образом, рекрутированные из южных губерний.

Остальные, судя по разговору, – беглые каторжане. Но не те, о которых говорил Невельской. Те основали поселение на юге, где-то близ устья Буреи, а может, Сунгари, а эти идут с севера, с Алдана или Маи. Как понял Дмитрий Иванович, их вынудили уйти с обжитого места переселенцы, направленные генерал-губернатором для обустройства Аянского тракта. До Амурской экспедиции доходили слухи о неудаче этого муравьевского проекта. Хотя переселенцам дали некоторые льготы и послабления и даже разрешили обзавестись оружием для защиты от зверя и лихих людей, тем не менее, они плохо приживались на новом месте – голодали, болели и умирали, не успев укорениться, и на всем протяжении нового тракта осталось всего несколько семей, которым повезло более других.

А куда же подевались гиляки? Спутников своих Дмитрий Иванович отправил накануне на поиск селения, в котором можно было бы купить кое-что из продуктов – чаю, проса, маньчжурской водки, юколы для собак, а сам поставил возле палатки хорей с красным флажком – примета, на случай большого снегопада, – и лег отдохнуть, да и накрепко заснул. А разбудили уже незваные «гости».

Бррр! Как холодно!

– Эй, мужики, – позвал подпоручик, – может, хватит блох вымораживать? Развяжите!

– Ишь, чего захотел! – отозвался Гуран. – Сперва расскажи нам, чего забыл в энтих краях?

– Могли бы сразу спросить…

– Ну, сразу-то все под горячий язык врать горазды. А вот кады им еле ворочашь, тады правда и вылезат.

– А мне скрывать нечего. Я подпоручик корпуса штурманов Дмитрий Орлов из Амурской экспедиции, обследую истоки Амгуни, Буреинский и Баджальский хребты…

– И небось всю дорогу один?

– Нет. Были со мной два гиляка, да сбежали и провизию почти всю забрали… – И подумал: а где же они на самом деле? Вдруг вернутся и напорются на ножи и дубины, а теперь еще и ружье. Ах, какой же я неосторожный!

– Меньше дрыхнуть надо! – заржал Гуран, остальные подхватили, только парень с орловским ружьем сидел хмурый. – Молодецкие пошли нынче инородцы – ни за понюшку табаку русских офицерув грабят.

– Ладно, хоть не убили, – хмуро сказал парень с ружьем.

– И то верно! Нам оставили! – осклабился мужик с бородой, сивой от седины. Из бороды выныривал и поднимался к виску багровый рубец шрама. – Давненько я никого не припечатывал! – Он поднял короткую и толстую дубину и помахал ею в воздухе. – Последнего чушку неделю назад, али больше.

– Больше, Меченый, больше! – подтвердил третий, сидевший спиной к Орлову, одетый в собачью парку и волчий малахай. – Дён десять уже…

– Вы ж не собираетесь русского убивать? – встревожился хмурый парень.

– А чем русские лучше инородцев? – вскинулся Гуран. – Они бывают много хужей. Тебя небось в роте не инородец в морду бил, а русский унтер. И меня, раненого, в тайге якутской не инородцы бросили, а русский и хранцуз, мать его перетак! Мы вот, гураны, от смеси русских с инородцами пошли, а ни тем, ни другим не потакам. В кажном народе свои сволочи и свои хорошавцы имеются.

– А энтот подпоручик, может, из хорошавцев, – не сдавался дезертир.

– Середь офицеров хорошавцев не водится, – с глубокой убежденностью сказал Меченый.

– Водится! – неожиданно для самого себя воскликнул Дмитрий Иванович, и все разбойники воззрились на него, даже сидящий спиной обернулся. – В нашей экспедиции все офицеры – хорошавцы. А самый лучший – наш начальник, капитан первого ранга Невельской. Он знал про вас, беглых, и наказал мне при встрече с вами объявить: кто будет нам помогать, получит полное прощение.

– Вона как! – с явной насмешкой отозвался Гуран. – Он кто – Господь Бог али царь, чтобы устраивать амнистию? Все это, други мои побратимы, лжа и лажа, и пора энтот балаган кончать. Меченый, тюкни его по башке, токмо кровь на парку не пролей.

– Само собой! – Меченый встал, опираясь на дубину, развернул, разминаясь, широкие плечи, покрутил дубинку и повернулся к Орлову.

Ему оставалось сделать два-три шага.

«Ну, вот и все, – подумал Дмитрий Иванович и вдруг почувствовал, что путы, притягивавшие его к толстенному стволу, ослабли, а в правую руку, заведенную назад, легла рукоятка… ножа?! – Точно, ножа! Вот черт! Не иначе, кто-то из гиляков подполз сзади, прячась за стволами, и перерезал веревки. Ну, теперь держитесь, разбойнички!»

Меченый, ухмыляясь во всю свою заросшую шерстью рожу и одновременно замахиваясь дубиной, сделал те самые два шага, и вдруг глаза его изумленно округлились: он увидел, как пленник отрывается от ствола ему навстречу, а веревки опадают на снег; в руке пленника что-то остро сверкнуло под солнцем, и это острое ударило Меченого в левую сторону груди и остановило сердце.

Ему показалось, что он стал легким, как снежинка, и взлетел над поляной, но это черная душа его выскользнула из упавшего тела незримым для человеческих глаз облачком. Она и увидела, как вскочили Гуран и два других побратима, а вот дезертир даже не попытался встать; как свистнули в морозном воздухе две стрелы, одна из которых насквозь проткнула шею главаря, а вторая застряла в груди его сотоварища, и еще две души выпорхнули на свободу. И уже втроем они стали зрителями дальнейших событий.

А дальше из-за деревьев вышли два гиляка с луками в руках, и две стрелы нацелились на оставшихся разбойников. Дезертир бросил ружье и поднял руки вверх, пятый лиходей последовал его примеру, уронив на снег топор на длинной ручке, который скрывался у него под полушубком.