— Боже, надели меня терпением! — воскликнул он. — Какой еще подарок?

— Первый экземпляр своей книги.

— Изабелла подписалась на три экземпляра!

— Но вычеркнул стоимость этого экземпляра из ее счета!

Он воздел руки к небу.

— Наверно, это так. Ты все эти годы копила обиды против меня? Ты нашла далее такие, о которых я и не догадывался.

— Но теперь ты узнал все! — резко сказала она. — Я долго ждала этого дня. — Она снова обернулась и с презрением ударила веером по лицу шестую и последнюю фигуру. — Это последний. Смотри! На нем такое же пальто, которое ты носил, когда мы снова встретились в этом доме. Его шляпа — близнец той, которую ты бросил на кресло. Я пригласила тебя отужинать наедине со мной в одной из отдельных комнат. Я дала тебе последнюю возможность загладить свою вину передо мной. Мое сердце нашло бы силы простить тебя, если бы ты не скрыл бы от меня свою любовь. Вместо этого ты снова пренебрег мною. Поэтому я продолжала вынашивать свой замысел против тебя. Я также наняла шпионов. Я знаю, что ты находишься в безвыходном финансовом положении, и я купила долговые расписки, которые ты оставил поставщикам материалов. Если выразиться точно, твои долги составляют две тысячи фунтов!

— Сара! — Он ужаснулся ее хитрости. — Это правда?

— У меня имеются копии этих документов. — Она подошла к столу, достала кипу бумаг и протянула ему. — Можешь убедиться сам.

Он просмотрел бумаги. Все сомнения исчезли. Она скупила долги у фирм, с которыми у него не клеились дела. То обстоятельство, что у него не было респектабельного партнера, не позволяло ему брать долгосрочные кредиты. Он задумчиво положил бумаги на стол. Она загнала его в угол. Она стала его кредитором, и такое положение возмутило и унизило его.

— Насколько снисходительна ты будешь ко мне? — резко спросил он, стараясь прояснить ситуацию.

Она ликующе вздохнула, приблизилась к нему, выставляя напоказ свои белые груди.

— Я хочу получить эти деньги завтра к полудню, иначе в твою дверь постучат судебные приставы и поволокут тебя в долговой суд!

Он оцепенел, услышав из уст Сары этот ультиматум. К этому времени ему никак не собрать столько денег. Он уже представил, как его жену выставляют из дома, его мастерские продают, а юному Тому придется отказаться от блестящих перспектив и работать по найму. Трем дочерям придется искать место прислуги, а сам он будет прозябать в тюрьме до тех пор, пока его должники не посчитают нужным расплатиться с ним и вытащить его из камеры с решеткой на окне. А Сара хохотала. Она хохотала, откинув голову назад и обнажив белую шею.

В его голове словно что-то взорвалось, источая сноп искр. Взревев, он схватил ее за шею и стал трясти словно куклу. Она ловила воздух, отбивалась от него, потеряла равновесие и рухнула на пол, потянув его за собой. Падая, оба задели первую фигуру, которая сбила все остальные, словно шар кегельбана. Воск трескался и распадался, пока фигуры разбивались на куски. Среди этих обломков Томас и Сара катались, обуреваемые злостью, страхом и похотью. Он кричал, она визжала. Все это напоминало сцену в сумасшедшем доме. В нем проснулись тревожные воспоминания о такой же встрече, когда они оказались на полу библиотеки в далеком Йоркшире. Тогда она совершила предательство, ничуть не уступавшее нынешнему. Его разум прояснился, его мысли обрели трезвость и спокойствие, когда он заметил в выражении ее лица и страх и торжество. Ему стало плохо и жутко. Он отпустил Сару, ее голова упала на пол, глаза сделались круглыми, зрачки расширились. Она страшилась, что Томас оставит ее. Когда он с трудом поднялся и хотел было уйти, она попыталась схватить его за рукав камзола.

— Нет! Нет! Нет! — завопила она, видя, что он берет шляпу и идет к двери.

Он остановился, оглянулся и с презрением посмотрел на нее. Она задумала для него нечто большее, чем просто долговая тюрьма. Ей хотелось полностью отомстить ему — увидеть, как на его шее затянется петля за попытку убить ее.

— Сара, ты получишь свои деньги! Клянусь богом! И больше не смей приближаться ко мне!

Оказавшись на площади Сохо, он криком остановил наемный экипаж и, сев в дурно пахнущую кабину, назвал адрес. Он знал, как следует поступить. Когда умер Джеймс Ренни, бухгалтер по имени Хейг хотел купить долю в деле Томаса и заняться финансовыми делами. Томас, окончательно решив продолжить дело без компаньонов, отверг такое предложение. С тех пор Хейг несколько раз поднимал этот вопрос, как бы невзначай давая понять, что все еще не отказался от своего намерения. Чувствуя острую досаду и горечь от такого поворота событий, Томас понимал, что у него будет новый партнер, если Хейгу к завтрашнему полудню удастся собрать необходимую сумму наличными и получить кредит.

Так оно и случилось. Сара без особого удовольствия получила причитавшуюся ей сумму, когда часы пробили двенадцать. Деньги ей вручил Хейг, человек с жесткими чертами лица и стальным взглядом. Казалось, что нашелся более чем достойный противник всяким ловкачам, мошенникам, должникам и всем тем, кому в будущем захотелось бы извлечь выгоду из дела, в котором значилось его имя. После того как он оставил Сару, та с отвращением взглянула на золото, которое ей привезли. Она никогда не нуждалась в нем. Золото служило ей средством для достижения цели, а она проиграла. Она любила и ненавидела Томаса. Но любовь была сильнее ненависти. Ненависть проснулась в ней лишь после того, как он отверг ее. Сейчас она ничего не чувствовала. Совсем ничего. Быть может, в тот момент, когда Томас окончательно отверг ее, его смерть была бы для нее столь желанна. Но Томас наконец-то сделал ее свободной. Словно блеск лезвия брадобрея, отворяющего кровь, его поступок сделал их обоих свободными. Она больше никогда не станет встречаться с ним. И тут она начала смеяться. Теперь ей было все равно! Пока она смеялась, из ее глаз лились горючие слезы. Она так никогда не плакала и вряд ли заплачет снова.

По воле судьбы у Хейга было то же имя, что и у Томаса, но поскольку им было суждено хранить формальные отношения, то оба обращались друг к другу по фамилиям. Поэтому на новой визитной карточке предприятия и были зафиксированы обе фамилии.

Кэтрин с ужасом ждала того дня, когда больше не сможет подняться с постели, и когда этот день наступил, она почувствовала огромное облегчение оттого, что больше не придется испытывать боль, одышку, работать и стоять на ногах. Никогда раньше она не испытывала такую любовь к детям. Они приходили, улыбались, смотрели на нее с тревогой, а она делала вид, будто нет ничего естественнее, чем лежать в постели и беречь силы, пока ей снова не станет лучше. В такую игру часто играли неизлечимо больные и те, кто любил их. Постепенно весь распорядок дня в доме начал целиком вращаться вокруг нее. Такой распорядок соблюдался в дни, когда ей было хорошо, и в те дни, когда ей было плохо.

Томас все время проводил у ее постели. Он старался рассказывать ей обо всем, что происходило, чтобы она не думала, будто о ней забыли.

Она оказала ему большую помощь, когда он планировал аптеку для Ностелла. Сэр Роуленд женился, а его жена интересовалась лечебными травами точно так, как когда-то это делала Кэтрин, и была готова лечить любого домочадца, а также работников и их семьи, работавшие в имении. Кэтрин почувствовала духовное родство с леди, которую никогда не видела, и давала советы Томасу относительно того, какого размера должны быть шкафы, полки для бутылок, выдвижные ящики для таблеток и тому подобное. Она сама вносила новшества, которые, по ее мнению, должны были облегчить работу. Для аптеки отвели комнату в особняке Ностелла, и леди Уин пришла в восторг от нее. Это обрадовало Кэтрин, на ее бледных губах появилась улыбка, когда ей сообщили об этом.