без того прозрачный, стал почти невидимым, едва различимым. Послышались звуки природы, рев производства завода удобрений. «Бах-ба-бах» стал не просто стуком — грохотом. Он исходил извне. Купол только сдерживал его. Поражало, что мы не могли определить конкретный источник шума. Невозможно было даже угадать направление. Куда бы мы не повернулись, он звучал одинаково громко. Он словно окружал нас, но дело было в другом.

Вика положила Кейси обратно, и купол восстановил былую защиту. Интересно, почему?

ИНАЧЕ ВАС МОГЛИ ОБНАРУЖИТЬ

МЫ ДАВАЛИ ВАМ ПРАВО ЗНАТЬ

НУЖНУЮ ИНФОРМАЦИЮ

ДА И ЗАГЛУШИТЬ ЕГО СИЛУ

МЫ ПОПРОСТУ НЕ МОГЛИ

Понятно.

Когда вы лежали на пне, а купол пропускал нужную информацию, Вика подошла ко мне. У нее в руке был телефон. Она включила экран.

— Знаешь, что это?

На черном фоне внизу экрана была красная иконка микрофона, чуть выше — белая полоса, разделяющая экран на две части. В левом верхнем углу надпись: «Запись № 23».

— Диктофон. Тут так и написано.

— Верно. А теперь скажи что-нибудь. — Она нажала на кнопку. Запись пошла.

— Что сказать?

По прямой белой линии слева направо поползли волны, расширяющиеся вертикально.

— Что угодно.

На экране появились и уплыли за границу еще несколько волн.

— Я не… Что именно?

Еще волны.

— Не думал, что ты такая тупица! — прикрикнул Витя и разразился хохотом.

И до меня дошло. На мгновения Витя оказался прав. На мгновение я оказался тупицей. Микрофон телефона улавливал наши голоса, но не улавливал посторонний стук. Он попросту не мог этого сделать. Стук был в наших голова. Он, как радиоволны, преодолевал расстояние, а наши головы (или то, что внутри), как радиоприемники, принимали сигнал.

— Дошло теперь? — усмехнулся Витя, наблюдая, как я из раза в раз закрываю уши ладонями.

— Перестань. Сейчас не до шуток, — вступилась Вика, замахнувшись на него пакетом с мусором. Банки внутри пробренчали, но из-за «тук-ту-тук» в головах, их почти не было слышно. — Илона, кто или что это делает?

Услышав чужое имя, я растерялся, но опомнился. Даже в перелеске, где нас точно никто, ну или почти никто, не мог услышать, она соблюдала правила моей легенды.

— Козлов… Или директорша… Наверняка, они придумали что-то новенькое. Захватили радиорубку, охрану которой на части разорвала еще одна слизкая ворона, и сидят в ней радостные. Голожопыми пьют бухло и смеются, дожидаясь, пока мы сойдем с ума. Фигу им! — Витя показал кукиш в небо, думая, что они могут еще и наблюдать за нами. — Видали, уроды?!

— Еще бы жопу показал. — Вика скрыла улыбку ладонью.

Она тоже переживала, что теория Вити может оказаться правдой. В такую минуту она не должна была быть веселой, но не могла сдержаться. Не выдержала она, когда он снял штаны, встал на голову и все же показал чистому небу свою белую задницу. Мы даже увидели его «колокольчик».

В отличие от Вики, я позволял себе смеяться, ведь моя теория отличалась от их. Тогда она казалась мне единственно верной.

— Это не они, — сказал я. Они напряглись, думая о чем-то более плохом. Я попросил их расслабиться. — Помните, в Курямбии…

Они помнили. Речь шла о стуках над головами. Тогда мы думали, что Авария или делает ремонт, молотя молотком по стене или полу, или громко топает своей пластмассовой ногой-протезом, а топот эхом передается в подвал по железобетонным перекрытиям дома. Тогда мы сильно ошибались, а все наши догадки оказались чушью собачьей.

— Так ты думаешь, это Авария? — Вика округлила глаза. — Думаешь, он сводит нас с ума?

— Точно он. — Я верно определил источник шума. — А значит, у нас на одного врага больше. — А вот это снова было чушью собачьей.

К обеду мы свыклись со стуком в головах. К обеду животы наши снова требовали пищу, хоть мы и позавтракали довольно плотно все той же гречневой кашей из банок. К обеду Витя наотрез отказался снова брать консервные банки из запасов Гео-Гео, отказался разворовывать чужое имущество. На самом деле причина была иная: ему, как и нам, эта каша быстро приелась.

Вика предложила сварить травяной суп. Интернет предложил ей суповой набор из крапивы, щавеля и даже одуванчика. Этих ингредиентов хватало сполна, чтобы сварить сколь угодно супа. Бесконечно много. Она даже отошла на край поляны и нарвала желтых цветов. Я же углубился в лес за крапивой, но так до нее и не дотронулся, побоявшись обжечься. Или даже побоялся умереть от ожогов. Кусты крапивы напомнили мне ад, испытание дьявола, комнату пыток.

— Брось эту затею, — сказал Витя, подобравшись сзади.

— Я и не начинал.

— Вот и правильно. Мы не травоядные. Люди — хищники. Возвращайся к лагерю. Я скоро вернусь.

К своему делу Вика подошла со всей ответственностью. Она уже разжигала костер. Рядом стояли три консервных банки, наполненные одуванчиками. Я наблюдал, как костер от маленького огонька спички разгорелся ярким пламенем. Жар был такой, что обугливалась трава в радиусе метра, увеличивая кострище.

— Когда прогорит, зальем одуванчики водой и поставим на угли. Должно получиться неплохо. Если не суп, так цветочный напиток.

Витя вернулся с длинной веткой и мотком парракорда в руках. Под мышками торчали ветки поменьше да потоньше. Он сел напротив и взялся за работу. На обоих концах длинной ветки сделал две насечки ножом. К одному концу примотал зеленую нить, загнул палку и с натяжкой примотал ко второму концу.

Витя смастерил лук.

— Если нам суждено здесь жить, то когда-нибудь запасы Гео-Гео обязательно закончатся. Поэтому нам придется охотиться и рыбачить. Так почему бы не начать прямо сейчас? — Он натянул тетиву, нацелился на дерево. Отпустил. Тетива завибрировала, издавая звуки гитарной струны.

— Ты наш добытчик, — произнесла Вика, сразу признав его идею глупой.

Витя гордо поклонился и взялся за производство стрел. У маленькой, более-менее ровной ветки, заострил наконечник, в противоположном конце вырезал углубление. Ушло на это не больше минуты — ветка была мягкой. Он снова натянул тетиву и отпустил. Стрела пролетела метра три, отскочила от земли и приземлилась в костер. Зашипела и сгорела дотла.

— Годится, — уверенно сказал он.

Мы не могли сдержать улыбок, видя его уверенное, полное энтузиазма лицо. Одну за одной он нарубал ветки-стрелы, выдерживая одинаковую длину. Стружка летела в костер, еще больше — ему на колени. Все это время он молчал, вглядываясь в язычки пламени, петляющие между веточек и налету подхватывающие щепки от изготовления стрел. Под конец его работы, когда охапка разной кривизны и одной длины веток лежала с одной, а лук с другой от него стороны, лицо его уже не было таким уверенным. Он нахмурил