Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сестры Рачковские были очень внимательны к здоровью – своему и, особенно, своих близких. И боялись всего на свете – заразных болезней и эпидемий, непредвиденных несчастий и подозрительных людей, собак и мышей. А Мария Даниловна в детстве боялась даже узора на обоях в детской комнате и засыпала только на груди у своего отца.
Была бабушка убежденной вегетарианкой, но во время войны в эвакуации в Чистополе ей пришлось начать есть все подряд. Папина сестра, Леонилла Александровна, писала ей из Москвы: «Асино сообщение, что ты стала есть все, потрясло всех, а я от души порадовалась за тебя. Все очень смеялись, когда Ася сказал, что ты нашла, что колбаса и котлеты довольно даже вкусная вещь».
Каждый месяц в течение трех военных лет бабушка присылала по почте для нас с Андреем постоянные двадцать рублей. Умерла она от рака в сорок четвертом году, вскоре после того, как папа вышел из госпиталя. Ей не сообщали о его ранении, а ему сказали не сразу о ее смерти.
Сватовство в письмах
Когда именно познакомились Мария Даниловна Рачковская и Александр Карлович Тарковский, мне неизвестно, но я полагаю, что ухаживать за ней он начал спустя какое-то время после знакомства, весной 1902 года. На Верхне-Донскую, где жила Мария Даниловна, приходили многочисленные письма и записки Александра Карловича.
Многоуважаемая Мария Даниловна. Вам и присным Вашим свидетельствую почтение, что составляет пункт 1-й.
П. 2-й. Ввиду жары, доводящей до помешательства, я предлагаю Вам, Ольге Даниловне и Александру Васильевичу отправиться сегодня в городской сад для вдыхания благорастворенных воздухов и для созерцания установленных в оном зрелищ. (NВ. Оркестр хороший.)
П. 3-й. При утвержденном решении п. 2-го я к 8 часам зайду за Вами.
Готовый к услугам А.Тарковский.
P.S. Прилагаемый букетишко, конечно, жалок. Но что делать, если солнце все сожгло!
11 июня 1902 года[109] Александр Карлович делает письменное предложение руки и сердца Марии Даниловне. Он не мог предполагать, что определенного ответа на него добьется почти через пять месяцев, в ноябре.
Мария Даниловна!
Я не имею мужества и, может быть, подходящего момента, чтобы сказать Вам то, что я не могу не сказать: я люблю Вас и – как естественный и логический вывод из этого – предлагаю вам быть моей женой. (Последние пять слов подчеркнуты дедушкой. – М.Т.)
Я не буду говорить, что люблю Вас страстно, пламенно: жизненные бури, пронесшиеся надо мною, унесли с собой ту душевную свежесть, которая одна дает порыв сердцу; но я думаю, что все, испытанное мною, дало мне и твердость характера и твердость чувства. И верьте, что человек, ищущий с болезненным томлением души личного счастья, сможет любить твердо и постоянно ту, без которой это счастье недостаточно. Я не в силах выносить холодного одиночества; что бы Вы мне ни сказали в ответ, я сказал то, что сказал. Чувство к Вам, долго колебавшееся, уже сложилось в определенную форму. Примите его таким, какое оно есть – что я для Вас – я не знаю; но позвольте же мне надеяться, позвольте мне думать, что черная туча моей жизни не совсем закрыла мой горизонт. Неужели мне опять лишиться светлой звездочки и опять бесцельно странствовать – без семьи, без теплого привета?
Я пишу это письмо с злым червем в сердце. Что я, в сущности, такое, как не помятое, истомленное существо, не глупое, но обозленное, в лучшем случае, влюбленный Мефистофель. Могу ли я в ком-либо вызвать любовь? И я пишу Вам без особенной надежды. Но будь что будет.
Вы понимаете, что Вы должны ответить. Ваш ответ должен быть ясен, безусловно определенный, категорический. Если Вы скажете – нет, то это «нет» не должно быть украшено никакой риторикой – она меня оскорбит.
Линии жизни людей редко бывают параллельны. О, если бы это письмо не было той точкой, с которой наши с Вами линии начали бы расходиться: ведь им в этом случае никогда, никогда не сойтись.
Жду ответа.
Письмо это Мария Даниловна получила на следующий день и в ответ на него прислала Александру Карловичу, ждущему решения своей судьбы, краткую записку:
12 июня.
Александр Карлович. Вы не должны сердиться за сегодняшнее молчание. Мне не хочется писать. Приходите завтра вечером.
Мария Даниловна! Мои нервы напряжены до предела. Кончайте. Сегодня вопрос должен быть решен. Находясь в такой тьме, я не могу идти к Вам – это будет пытка для меня.
Освещайте дело и не заботьтесь о том, будет ли больно мне или нет. 13.VI.
Что происходило между влюбленным Александром Карловичем и Марией Даниловной после 13 июня? Дала ли она ему определенный ответ? Судя по его письму в Евпаторию, куда вместе с Гусевыми уехала Мария Даниловна, она не отвергла предложения.
10/VII. 1902.
Каждый день, о любимая моя, возвращаясь со службы, я с томлением ожидания жду, когда почтальон опускает корреспонденцию. Вы поедете в Бессарабию (хотел поехать, но передумал, деньги употреблю на ремонт квартиры). Я хочу, чтобы квартира встретила свою новую хозяйку прибранной и чистенькой, а отдых мне даст впоследствии Маруся. Не так ли? И теперь в доме у нас нечто ужасное: вещи в беспорядке, я, окруженный банками с вареньем… и другими предметами Ирининого министерства, обитаю где-то в углу среди миллионов мух.
В городе тишь да гладь, да зловоние воздухов. Оперетки нет, в городском саду, кроме той итальянской пары, что мы уже видали, приехала еще итальянская орда из десяти человек, состоящая из безголосых, ногами дрыгающих мужчин и мерзкорожих баб. Сведущие люди говорят, что эти бабы сначала с успехом занимались вечерними гуляниями по Дерибасовской, а потом, вследствие упадка дел, поступили в итальянки. Во всяком случае, некуда деваться. О Господи, пол визжит, один красильщик стучит молотком. О Маруся! Возьмите меня куда-нибудь! Зачем они меня мучают?! Ведь я не виноват, что хочу жениться.
A Marussia col cuore vole
Ove tu sei,
Ardo tristo e solo
Esser con lei[110].
А все же я люблю Вас. Супругам (Гусевым. – М.Т.) кланяюсь. Гаданье не верно.
Десятого июля было послано это письмо из Елисаветграда в Евпаторию, а навстречу ему, пароходом в Одессу, а оттуда поездом в Елисаветград, шло письмо от невесты.
9 июля 1902 г.
Разленилась ужасно, впрочем,