«Да», – отвечает он, радостно прильнув к ней.

– Я могу вернуться?

«Через картину, в любой момент. Но только тогда, когда никто не видит».

– Где мы?

«Место, откуда я родом, – поясняет он. – Зорстед».

– ЗОР-стед? – переспрашивает Джейн.

«На самом деле наш алфавит отличается от вашего. Я лишь перевожу на твой язык».

– Можешь произнести по буквам? – спрашивает она, начиная испытывать раздражение.

«Неужели тебя так удивляет, что я могу говорить с тобой мысленно?»

– Собаки не могут выговаривать буквы, – еле слышно шепчет Джейн.

«Я не собака. Я – бродяка. И довольно грамотный. Я был лучшим в классе, – как это у вас говорится, лучшим выпускником. Сегодня нам не нужно никуда идти. Мы можем посидеть здесь и подождать, пока ты наберешься сил, чтобы вернуться обратно. У тебя будет время все обдумать и не возвращаться сюда, пока не будешь готова».

– Готова к чему? – говорит Джейн. – Почему мы здесь?

«Я здесь, потому что Зорстед – моя родная земля, – говорит он. – Я привел тебя сюда, потому что ты мой человек».

– Твой человек?

«Каждый бродяка может контактировать только с одним человеком. Некоторые никогда не находят своего. Думал, что и я никогда не найду. Но ты пришла. Я сразу узнал тебя, даже в другом обличье, и едва мог в это поверить. Мой человек, на другой земле! Ты узнала меня?»

– Узнала как кого? Я никогда не слышал о бродяках. Я не узнаю тебя!

«Ты все еще в шоке. Я больше не буду задавать тебе вопросы».

Он сворачивается калачиком и устраивается у нее на коленях. Джейн закрывает глаза, откидывается к стене и пытается остановить поток своих мыслей.

Когда Джейн открывает глаза, она все еще пребывает в Зорстеде, с бродякой на коленях. Альтернатив у нее ровно две: либо все это реально, либо у нее галлюцинации. И во втором случае она может собрать больше информации для доктора Гордон, которую всегда интересуют подробности.

«Стин?» – осторожно окликает она бродяку.

«Да! – отвечает он. – Отлично».

– Я хочу вернуться. Но сначала хотела бы осмотреться.

«В Зорстеде?»

– Да. В Зорстеде.

«Хорошо, – соглашается он. – Давай поищем окно».

– Мы у кого-то дома?

«Мы в комнатах слуг, во дворце герцогини. Герцогиня берет на попечение бродяк, которые не нашли своего человека, – объясняет он. – Пойдем».

Стин ведет Джейн к другой двери, и они входят в тускло освещенную свечами комнату.

– В Зорстеде есть электричество?

«Не совсем то, что ты под ним понимаешь. Есть что-то, но ты, возможно, расценишь это как… фокус. Волшебство. Колдовство».

– Колдовство?

«Магия, – говорит Стин. – Эти свечи будут гореть еще очень долго».

– Здесь есть волшебники? С волшебными палочками? Как в «Гарри Поттере»?

«Нет, – ласково отвечает он, – мы не пойдем далеко».

– Хорошо, – соглашается Джейн. – Сейчас ночь?

«Да. Солнце только село. Ты слышала, как прозвонил колокольчик?»

– Колокольчик?

«Когда мы были в Ту-Ревьенс и ты решала, пойти с Киран или нет. Помнишь? Тогда тоже звонил колокольчик».

– Я думала, это были китайские колокольчики.

«Да, так думают обитатели Ту-Ревьенс, потому что такие колокольчики установлены на восточном шпиле. Они звонят здесь, в Зорстеде, на рассвете и на закате. Но эти комнаты чаще всего не освещены. Шпионская сеть герцогини ведет свои операции отсюда, из комнат для слуг. Большинство людей о них даже не знает. Комнаты используются для тайных встреч».

– Шпионская сеть! Что, если кто-то увидит меня?

«Я буду их кусать, пока ты не убежишь», – обещает Стин.

– Серьезно? Это твой план?

«Что ж, тебе следует меньше шуметь. Перестань разговаривать. Я пойму тебя, даже если ты просто подумаешь».

Это уже слишком.

– Ты хочешь сказать, что можешь читать мои мысли?

«Только то, что ты хочешь мне сказать».

– И почему я должна тебе верить?

Стин молчит. Затем произносит тонким подавленным голосом: «Потому что я говорю тебе об этом. Ты мой человек. Я не собираюсь тебе врать. Уж точно – не в тот же день, когда я наконец впервые могу говорить с тобой».

Он начинает жалобно поскуливать.

– Ты плачешь? – спрашивает Джейн.

«Я очень чувствительный, – говорит бродяка. – Да, я такой. И это был печальный день».

– Прости. – Джейн в полном замешательстве. – Джаспер, мне жаль. Я не хотела тебя обидеть. Просто мне тяжело все это принять, понимаешь?

«Ты для меня единственный человек в Зорстеде, – продолжает Стин. – Ты единственный мой человек в этих двух пространствах. Мы предназначены друг для друга, неужели ты не видишь?»

– Но, Джаспер, разве ты не понимаешь меня? Такое ощущение, будто я нашла своего давно потерянного близнеца, о существовании которого даже не подозревала, к тому же он ясновидящий и все время хочет сидеть у меня на коленях! Прости, Джаспер, то есть Стин, – поспешно поправилась Джейн, опасаясь ухудшить положение. – Просто…

Стин фыркает.

– Ты смеешься?

«Довольно забавно», – поясняет он.

Джейн капитулирует. За тяжелыми занавесками скрыто окно. Она отдергивает ткань в сторону. То, что она видит, заставляет ее замолчать.

За окном раскинулся мрачный город, освещенный пламенем факелов на фоне необозримого пурпурного неба. Она стоит высоко над городом. Смотрит поверх крыш и в окна домов, комнаты которых освещены магическими свечами. Внизу видны широкие улицы, с горящими на них фонарями, которые внезапно прерываются в темноте. Все это приводит Джейн в замешательство, пока она не замечает водную гладь, переливающуюся под звездами. Город стоит на берегу необъятного моря.

В воде отражаются две огромные луны.

– Две луны, – удивляется Джейн. – Две луны! А вместе с отражениями – даже четыре!

«Да, – отвечает Стин. – Как это называется на твоей земле?»

– Что, несколько лун?

«Мы больше не в Канзасе», – замечает пес.

Доносятся звуки какого-то странного инструмента. Мелодия рождается так далеко, что Джейн едва ее различает. Похоже на флейту, но в более высокой тональности. Затем звенит смех, такой же слабый и далекий.

– Джаспер? – Джейн все еще ошеломлена лунами, но его присутствие на ее коленях успокаивает. – Я имею в виду, Стин. Может, тебя поднять? Хочешь посмотреть?