Сидя в своем кабинете над приказавшим долго жить салоном депиляции на Лиденхолл-стрит, Джейкоб Данди брезгливо махнул рукой, отгоняя табачный дым из трубки своего пожилого компаньона, и снова нахмурился, вчитываясь в строки газетной хроники.

– Ладно, на этот раз они по крайней мере не переврали ни одного имени, – буркнул он. – Хотя я предпочел бы обойтись без напоминания об «удачливом новичке на биржевой сцене Лондона». В делах такого рода лучше не высовываться – и так уже достаточно людей, следящих за моими шагами и пытающихся нажиться, следуя моему примеру.

Пожилой человек с любопытством покосился на газету.

– Славная девочка?

– Для моих целей в самый раз, – не без раздражения ответил Данди, отмахиваясь от нового облачка дыма.

– Ваших целей? А что у вас за цели, если уж на то пошло?

– Родить сына, – мягко ответил молодой человек. – Мальчика, который унаследует богатство, уважаемую родословную и отменное здоровье. Мои медицинские светила считают, что Клер – настолько здоровая и разумная молодая леди на выданье, насколько это только возможно в сегодняшней Англии.

Пожилой человек ухмыльнулся:

– Большинство обрученных юных джентльменов ждут чего-то менее философского. В смысле удовольствий, а? И я слышал, что эта штучка Пибоди из хорошеньких. Но, конечно, вы уже объездили лошадку пару раз, ознакомились с полем, да?

Данди покраснел.

– Ну, я... нет, я не... черт, я ведь не юнец какой-нибудь... я хочу сказать, что не стоит... – Он закашлялся. – Черт подери, вам обязательно курить эту гадость? Откуда, по-вашему, у меня рак? Если вам так необходим никотин, будьте добры перейти в моем присутствии на жевательный табак, ладно?

– Ладно, – согласился старик. – Ладно, ладно, ладно. – Он, казалось, только что узнал это слово и обкатывал его на языке. – А что вас так уж беспокоит? Условием сделки было новое тело каждый раз, как вы пожелаете.

– Знаю. – Данди потер глаза и потрогал пальцем свои волнистые каштановые волосы. – Это как новая машина, вот и все, – пробормотал он. – Сходишь с ума по любому пустяку до первой царапины.

– Для здорового юнца вид у вас чего-то больно вялый, – сообщил пожилой человек, положив трубку на пол, снимая с полки графин бренди и выливая себе в рот изрядную долю содержимого.

– Да, я неважно спал, – признался Данди. – Всякие сны...

– Вам лучше не думать о снах. Просто не брать в голову, и все. Вот мне все время снятся сны, да только если я буду еще внимание на них обращать, я тут же и рехнусь, это точно.

– Звучит разумно, – произнес Данди, обреченно кивнув. – Да, звучит просто замечательно.

Его компаньон, не заметив иронии, тоже самодовольно кивнул.

– О'кей, вы привыкнете. Еще пара прыжков – и вы будете обращать на сны не больше внимания, чем на пыль из-под колес вашей кареты.

Данди налил себе немного бренди, долил воды из другого графина и отхлебнул.

– Вы уже решили, куда переберетесь после этого? – Он сделал неопределенный жест, видимо, имея в виду нынешнее тело своего собеседника.

– Ага. Думаю, навещу-ка я мистера Матуро... простите, мистера Анонима. Он часто обедает там, так что подсыпать ему в кушанье нужные травы через недельку или около этого не составит труда.

– Матуро? Тот, что повесит вас? Если верить «Запискам» Робба, ему около пятидесяти.

– Верно, да только я, как обычно, не задержусь в нем дольше, чем на неделю. Очень уж мне охота посмотреть на выражение его лица, когда за секунду до того, как он выбьет из-под ног эту бочку, он поймет, что это он сам стоит на ней с петлей на шее, а я в его теле хохочу над ним.

Данди пожал плечами.

– Веселитесь, добрые джентльмены, – напел он рождественский мотив.

* * *

По дорожке утоптанного снега на середине улицы бойко шагал, выдыхая облачка белого пара не хуже иной паровой машины, невысокий человек с десятифунтовым ящиком изюма на плече. Пройдя двадцать шагов, он перекинул ящик на другое плечо и помахал освободившейся рукой, разгоняя кровь. Его крепкие плечи и отсутствие видимых следов усталости говорили о том, что физические упражнения ему не в диковинку.

До Рождества оставалось только пять дней, но, несмотря на снег, на улицах полно народу в пальто, шапках и муфтах, а двое ребятишек с собакой устроили катание на санках. Изредка по улице с громыханием проезжал фургон уличного торговца – из трубки возницы поднимался дым, а из ноздрей битюга пар, – и носильщику приходилось уступать дорогу. Он почти не слышал тех, кто нагонял его сзади, пока они почти не наезжали на него, так что он слышал столько окриков в свой адрес, что на этот раз даже не обернулся. Однако крик повторился:

– Эй, Дойль!

Невысокий человек оглянулся через плечо и замедлил шаг, а потом и вовсе остановился: худощавый уличный мальчишка с усиками перелез через сугроб у тротуара и подбежал к нему, размахивая руками.

– Дойль! – кричал мальчишка. – Я нашел вашего Вильяма Эшблеса! Он опубликовал поэму в последнем «Курьере»!

Мужчина подождал, пока мальчишка догонит его.

– Боюсь, ты меня с кем-то спутал, – сказал он. – Мое имя вовсе не Дойль.

Мальчишка выпучил глаза и отступил на шаг.

– Извините, я... – Он склонил голову набок. – Да нет, точно.

– Но мне-то лучше знать? Так вот, не Дойль.

Джеки скептически посмотрела на него, потом сделала еще одну попытку.

– Простите, если я ошибаюсь... но нет ли у вас на груди, пониже ключицы, шрама от ножа?

Реакция мужчины потрясла Джеки не меньше, чем ее слова – его.

– Минуточку! – прохрипел он, прижимая ладони к груди. – Ты знаешь этого человека?

– Вы хотите сказать... вас? – неуверенно переспросила Джеки. – Да. Вы что, лишились памяти?

– Кто он?

– Он... вы – Брендан Дойль... некогда член гильдии нищих Копенгагенского Джека. А вы себя кем считаете?

Человек внимательно посмотрел на Джеки:

– Адельбертом Чинни.

– Что, тем чемпионом? Но, Брендан, он же гораздо выше и моложе...

– Два месяца назад я и был выше и моложе. – Он пристально посмотрел на нее и нахмурился. – Этот твой Дойль, часом, не волшебник?

Джеки почему-то смотрела на голову человека, потом, решившись, сказала:

– Посмотрите-ка на свои башмаки.

Человек послушно наклонил голову, но тут же поднял ее, услышав изумленный возглас. Мальчишка побелел как полотно и почему-то с трудом удерживался, чтобы не заплакать.

– Боже мой, – прошептала Джеки, – вы больше не лысы!

Теперь снова настала очередь удивляться мужчине: