Клотильда была в ярости, когда узнала, что это маленькое чудо стало достоянием стороннего глаза. Она чувствовала себя так, будто в ее будуар, туда, где она хранила самые дорогие для нее интимные вещи, забрался вор и шарил по этим вещам грязными руками, примеряя их и даже обнюхивая. Если бы это был вор, она бы приказала его вздернуть. Она испытывала необоримое желание поступить именно так, невзирая на благородное происхождение любопытной самки. Как сладостно было бы покарать чужака, осквернившего священную рощу, где на свободе, никем неузнанное, резвится божество! Но времена языческой вседозволенности канули в Лету. Теперь приходилось изворачиваться и находить средства более утонченные, чтобы наказать виновного. Клотильда обуздала свой гнев. Ее месть будет изящной, неожиданной и недоказуемой. Как брошенный за воротник кусок льда. Обожжет и… растает.

* * *

Ночью идет снег. Он не прекращается с рассветом, и когда я спускаюсь в парк, небо все еще сыплет на землю мокрую сверкающую шелуху. Как видно, кто-то наверху, утомившись кровавой неприглядностью мира, пытается прикрыть его наготу. Когда чуть подморозит, земля и деревья будут щеголять мантией из алмазной пыли. Мир преобразился. Я наслаждаюсь непривычной тишиной и красотой белого древесного кружева. Ловлю огромную, как шмель, снежинку тыльной стороной руки и разглядываю ее. На бархате перчатки она сияет, как плод ювелирной страсти, нагромождение ледяных иголок. Но беспорядок обманчив – эти иглы уложены в строгой последовательности, создавая узор сложный и редкий. Это Шартрский собор в миниатюре с его воздушными нефами. Весь гений человеческий в замороженной капле. Снежинка уже погибает. Рушатся стройные колонны, оседает крыша. Вот ее уже нет. Только капля воды, которую я стряхиваю в снег.

Тишина все же не всемогуща. Со стороны Венсеннского замка доносится собачий лай, ржание и завывание рога. Это голоса охоты. Вероятно, его величество неподалеку. Я знаю, король часто охотится в Венсеннском лесу. Больше некому. Здешние леса принадлежат либо принцам, либо короне. Это королевская свора. И королевский рог. Но благоговейный трепет мне неведом. Я видел Людовика слишком близко. Скучающий монарх вторгается и разрушает мою тишину. Потехи ради он преследует ни в чем не повинного зверя, травит его собаками. Не потому, что голоден, как поступает лисица или волк, а потому, что ему нечем заполнить время. Снова звук рога, собачий лай, и где-то там, в этом торжествующем гвалте, слабый предсмертный стон жертвы. Пятна крови на снегу.

Шум травли стихает. Зверь, видимо, бросается куда-то в сторону и уводит за собой свору. Но стук копыт не следует за ним. Я слышу его все отчетливей. Он не отдаляется, а приближается. Кто-то скачет галопом. Один из охотников. Отстал от свиты? Или послан с поручением? Так и есть, направляется сюда. Будь всадников несколько, я бы предположил, что это возвращается герцогиня. Но всадник один. Под ногами у коня снежная слякоть, и потому удар копыт не так точен и звонок. Это скорее насмешливое чавканье и хлюпанье, каким дорога дразнит скакуна. Всаднику тоже это не по нраву, и он переходит на рысь. Я жду его появления с беспокойством. Так уже было однажды… Та же настороженная тишина. То же сгустившееся, стекающее время.

Вот всадник появляется. За вуалью из кружащихся хлопьев возникает силуэт. Исчезает за деревьями. Появляется снова. Я различаю масть. Конь – рыжий… И плащ, подбитый лисьим мехом. Мне сразу не хватает воздуха, сердце пропускает удар. Да, это она.

Из-под белого занавеса на парковой дорожке появляется Жанет. Конь ее уже идет шагом. Бока его вздымаются, шея потемнела от пота. Сомнений нет, она направляется ко мне. Не колеблясь и не оглядываясь. У меня первый порыв – броситься бежать, сделать вид, что я ее не узнал, попытаться уклониться от встречи. Но разве я могу шевельнуться? Я вижу, как истончается снежная завеса, как проступают, заостряются ее черты. Шагах в десяти она останавливается. Возможно, мне следует подойти и помочь ей. Но как это сделать? Мои ноги, подобно древесным корням, ушли в землю и перепутались с другими корнями. Только голова еще на поверхности, поэтому могу дышать. Жанет сама соскальзывает на землю, перекидывает повод через голову лошади и наматывает его на запястье. В мою сторону она только выжидающе смотрит. Что, если она сейчас подойдет ко мне или сделает знак приблизиться? Тогда на рассвете я был один, а сейчас за мной наблюдают, Любен и еще один лакей. Они следуют в некотором отдалении. У них приказ не оставлять меня одного. Они здесь. Я слышу, как где-то слева от меня встряхивает ветвями потревоженный куст. Жанет тоже слышит, и на губах у нее появляется понимающая улыбка. Переводит взгляд на меня и чуть заметно кивает. Небрежно похлопывает скакуна по влажной шее. Тот скребет копытом и прихватывает зубами капюшон ее плаща. Ко мне она не подходит, только смотрит. Я, само собой, также не пытаюсь приблизиться. Я бы с радостью… Преодолел бы эти десять шагов одним прыжком и, как пес, сунул бы голову под хозяйскую руку. Но мне и шага не сделать. Передо мной стена. Ужас, вина, стыд, отчаяние. Все это уложено правильными рядами и залито раствором. На каждом из кирпичей предостерегающая надпись. Смерть и предательство. Я убью свою дочь и предам всех, кого любил. Мне остается только смотреть. Ловить через решетку далекий рассветный отблеск. На большее у меня нет права.

Жанет не ограничивается молчаливым присутствием, она продолжает играть – сбрасывает капюшон. Теперь по ее плечам, извиваясь, искрясь, текут языки пламени. Снежинки путаются в них и сгорают. Щеки у незваной гостьи раскраснелись, в глазах те же золотистые искры. Веснушек почти не видно. В уголках губ прячется, подрагивает от нетерпения улыбка. Мое замешательство гостье в удовольствие, и она откровенно любуется мной. Я тоже чувствую жар на щеках и знаю, что красен, как школяр. Отвожу взгляд, но замечаю кончик ее башмака, дразняще полускрытого полой плаща. Пускаюсь в бегство, но сразу натыкаюсь на ее руки. Она в перчатках, и на кисти рук наплывают широкие подбитые мехом рукава, но тут она вскидывают одну из них, отводя в сторону лошадиную морду, и рукав, сползая, открывает за раструбом перчатки полоску кожи. Я вздрагиваю. Почти с укором смотрю ей в лицо. Она знает, что мучит меня. Знает и забавляется.

Однако Жанет не улыбнулась. Пауза слишком длинная. Это становится не менее подозрительным, чем восторг или объятие. Убедившись в моей беспомощности, она сама делает шаг. Небрежно и расчетливо. Самоуверенная великосветская дама в неловкой ситуации. И готова с блеском ее разрешить.

– Я принцесса д’Анжу. Вас я не знаю, но вы, вероятно, видели меня, когда я гостила здесь несколько недель назад. Доложите моей сестре, что я сопровождала его величество во время охоты, но отстала от свиты. По этой причине вынуждена злоупотребить ее гостеприимством.

Она играет этот спектакль не для меня и потому не особо старается. Фальшивка для легковерных.

Она подходит еще ближе. Любен и второй лакей уже за моей спиной.

– Ах, мне бы только согреться. Бокал теплого вина. Вот и все, что мне нужно. Моя сестра сжалится над несчастной путницей.

– Ее высочества нет дома, – тихо говорю я.