Мэри Эгтон сжалась от страха.

Она открыла глаза и в какой-то миг не поняла, где находится. Ее сердце заколотилось в панике, а на лбу выступил пот. Ее руки и ноги озябли, и она мерзла.

Пока ее глаза привыкали к полутьме, воспоминания прошлых событий вернулись к ней. Она осознала, что по-прежнему находится в башенной комнате, в которой она укрылась от наглых похотливых притязаний Малькольма Ратвена. Она задрожала всем телом, когда снова думала о кошмарном бегстве по проходам и галереям замка, о скотском сопении ее преследователя, и ей немедленно нужно было сказать себе, что она находится в полной безопасности, чтобы снова успокоиться.

Ничего удивительного, что она замерзла. В ночной рубашке и халате она сидела на корточках на холодном голом каменном полу, а ледяной ветер задувал в западную башню. На коленях у нее лежали записки Гвеннет Ратвен, которую постигла странная участь.

Мэри вспомнила, что она начала читать рукопись, своего рода древнюю хронику, дневник, в котором Гвеннет описала свои переживания и мысли, надежды и страхи, молодая женщина, ровесница Мэри, жившая около пятисот лет назад. Мэри была заинтригована и, несмотря на трудности, возникающие при переводе латинского текста, она не могла оторваться от чтения. В какой-то момент она засыпала над манускриптом, требующим больших усилий при чтении, и, похоже, ее сны и прочитанное переплетались воедино в более причудливом видении.

Между тем наступил рассвет, и бледные лучи луны сменились серыми сумерками, проникающими сквозь низкие отверстия в окнах.

Мэри подумала, стоит ли ей покидать башенную комнату и вернуться в свои покои, но хотя она отчаянно замерзла от утренней свежести, которая пробралась сквозь щели и трещины в стенах, она решила отказаться от этой идеи. Малькольм мог поджидать ее снаружи. Следовало обождать, пока он наверняка отправится на охоту, как делал каждое утро. К тому же Мэри не испытывала ни малейшей потребности возвращаться к своему подлому жениху и его бессердечной матери. Она предпочла остаться здесь наверху в башне и коротала свое время за чтением завещания Гвенн.

Едва ее взгляд упал на строчки, как она не смогла удержаться, чтобы не прочитать их дальше. Дневник молодой женщины магически притягивал ее, словно на пергаменте была записана не судьба Гвеннет Ратвен, а ее собственная…

Гвеннет проснулась.

Ее дыхание было прерывистым, длинные волосы прилипли к взмокшей от пота голове. В какой-то момент она заснула, но снова ей приснился кошмар. Видение далеких времен, расплывчатые картины, внушающие страх.

Сердце чуть не выпрыгивало у Гвенн из груди, и она глубоко задышала, чтобы успокоиться. Потом ей стало ясно, что голоса, которые она слышала, были не во сне, а звучат наяву. Глухое, монотонное бормотание, проникающее, как духи, сквозь стены замка, раздающееся то здесь, то там.

Любопытство проснулось в ней, и она встала с кровати, чтобы посмотреть, откуда шли странные звуки. Тонкая льняная рубашка совсем не защищала ее от холода, и поэтому она взяла одеяло, сотканное из овечьей шерсти, и накинула на себя.

Осторожно она выскользнула в коридор. Дверь комнаты заскрипела и плотно закрылась у нее за спиной. Дрожащее пламя факелов, воткнутых в кольца на стенах на большом расстоянии друг от друга, было единственным освещением. Нигде не было видно ни души. Где же стража?

Гвенн плотнее закутала плечи в одеяло и неслышно пошла по коридору. Она дрожала всем телом, не столько от жуткого мороза, к которому она привыкла, сколько из-за пения, которое все время доносилось через проходы. Она не слышала ничего, кроме приглушенного бормотания, складывающегося в печальную мелодию. Но с каждым шагом, который она делала, пение становилось едва заметно громче. Наконец она добралась до главной лестницы, ведущей вниз в холл. Она тихонько спустилась вниз, сопровождаемая мрачным пением.

Холл был пуст. Часовые, обычно стоявшие у входа на страже, покинули свое место, что взволновало Гвеннет. В полутьме она оглянулась по сторонам. Пение все еще продолжалось, даже громче и отчетливее, чем прежде. Оно шло из мрачных сводов подземелий, раскинувшихся под всем замком Ратвен.

Гвенн содрогнулась от ужаса. Она не любила подземелья, всегда не любила их. Там держали пленных, и рассказывали, что ее прадед Аргус Ратвен жестоко до смерти пытал своих врагов в темных камерах. Уже многие годы никто не бывал под этими сводами. А теперь они снова понадобились…

Несмотря на внутренне сопротивление, она ступила на лестницу и медленно пошла вниз. Пение становилось громче, и она разобрала в нем слова на иностранном языке, языке, которые Гвеннет не понимала, но от его звуков мурашки бежали у нее по спине, потому что от них шел холод и цинизм. И зло, как показалось молодой девушке.

Она добралась до конца лестницы. Перед ней лежал узкий коридор, заканчивающийся камерами, забранными решетками. Пение шло из конца коридора, где находился главный свод. Дрожащее пламя огня вдалеке были видно ей и отсюда. С некоторым колебанием Гвеннет прошла вперед.

Она шла, плотно прижавшись к неровным, покрытым мхом и плесенью камням, пряталась в тени, отбрасываемой полыхающим пламенем факелов. Пение усилилось и достигло ужасной интенсивности, чей диссонанс было едва можно вынести. Потом оно оборвалось почти в тот момент, когда Гвеннет достигла конца коридора и заглянула в главное помещение.

Вид был отвратителен. Глаза Гвеннет расширились от ужаса, и она зажала руками рот, чтобы не закричать громко и не выдать себя.

Низкие своды, покрытые черной сажей, освещались огромным костром, разведенным в центре помещения. Вокруг стояли фигуры ужасного вида — мужчины в черных балахонах с капюшонами, со злобными лицами.

На какой-то миг Гвенн подумала, что речь идет о демонах, порождениях тьмы, пришедших, чтобы поглотить их всех. Но тут она увидел, что пары глаз, смотрящих с демонических лиц, принадлежат людям. Они просто надели деревянные маски с прорезями для глаз, обожженные на костре до черного цвета, чтобы навести еще больше страху.

Фигуры стояли в широком кругу и замыкали не только огонь, но и другой круг мужчин, среди которых Гвенн, к своему ужасу, узнала Дункана, своего собственного брата.

Он был обнажен. Как только он снял свою одежду, один из одетых в балахоны людей, обступивших его вокруг, забрал ее и бросил в костер. После этого они начали один за другим мазать тело Дункана странными затейливыми знаками красного цвета.

Это были знаки рун, но они были иными, чем все те, которые Гвенн видела когда-либо в своей жизни. Хотя некоторые из древних знаков, используемых повсеместно, она знала, ни один из этих она не могла расшифровать. Наверное, это были тайные знаки. Знаки рун, которые были запретными. И тут Гвенн озарило, что это была не краска, которой разрисовывали тело ее брата, а кровь…

Она содрогнулась от ужаса. Охваченная страхом, она смотрела, как руки, ноги, спина и грудь Дункана покрылись языческими символами. Он сам едва понимал происходящее. Широко раскинув руки, стоял он и смотрел прямо перед собой, будто находился в другом месте. При этом он бормотал беззвучные слова.