– Так нужно, – туманно ответил я и поймал на себе удивленные взгляды ребят.

– А о чем еще вы говорили?

– Я сказал, что раз в неделю, по четвергам, буду звонить, примерно в это время. Мари будет звонить мне домой с утра по воскресеньям.

– Я знаю, что она каждый день пишет тебе длинные письма. Не получил еще ни одного?

– Нет… Тереза, скажи Мари, чтобы писала на русском. Письма на армянском проверку проходят дольше, потому что нужно искать специалиста-шифровальщика, владеющего языком, а это сложнее, чем найти шифровальщика на русском. И письма должны быть очень простыми и четко изложенными, если там будут какие-то намеки и неясности, они до меня просто не дойдут. Ты все поняла?

Через день на основании моей жалобы вышел приказ военкома республики, отменяющий решение областной комиссии райвоенкомата, и меня направили на дополнительное обследование в республиканский военный госпиталь. Новое здание госпиталя, просторное и красивое, находилось в живописном районе города, в окружении тенистых парков и фруктовых садов.

Меня разместили в офицерском отсеке, в большой палате, где, кроме меня, было еще минимум человек двадцать – в основном раненные на военных учениях или больные. Одежду мою забрали и взамен дали чистую, хотя и поношенную, офицерскую форму без погон, которая оказалась меньше, по крайней мере на размер, и заметно сковывала движения. Посмотрев в зеркало, я остался не вполне доволен своим видом. Выданные в качестве больничной обуви безобразные кирзовые тапки, похожие на галоши, я сменил на почти не отличающиеся по цвету мокасины.

«Что скажешь, Мари? Как бы я в такой одежде смотрелся в Париже? Ты, вероятно, была бы разочарована. Нет? Спасибо, моя девочка! Я же знаю, что ты тонкая и интеллигентная натура, и даже если я не выгляжу соответствующим образом, ты сделаешь вид, что все нормально».

Надо бы сказать Терезе, где я, а то она каждый день звонит мне на работу и домой. Бедняжка! После отъезда родных она какая-то потерянная, ищет опору во мне и Варужане. Какой все-таки неумный поступок совершила мадам Сильвия! Сколько людей сейчас страдает от такой резкой перемены в жизни – и в первую очередь сама эта семья…

– Товарищ старший лейтенант, вас вызывает начальник отделения нервно-сосудистых болезней подполковник Сёмушкин.

Пора отправляться на прием.

* * *

– Здравствуйте, товарищ подполковник!

– Представьтесь по форме!

– Здравия желаю, товарищ подполковник! Старший лейтенант Ариян по вашему приказу явился для прохождения медицинского обследования! – без задора, вяло доложил я.

– Здравствуйте, товарищ старший лейтенант. На что жалуетесь?

«Надо же! – подумал я. – Сейчас выяснит, что я симулянт, и с позором выгонит».

– Мы сейчас составим ваше личное дело, после чего решим, как дальше поступить, – продолжал врач. – Сестра подробно запишет все ваши жалобы.

«Может, не стоит бороться, проходить столько мелких неприятных процедур, лгать, кривить душой? Тебе хочется петь, Давид, прыгать и бегать, шутить и смеяться, а ты должен притворяться больным, немощным, чуть ли не сумасшедшим! Да, парень, не в свою игру играешь. Ты такой болезненно самолюбивый, а вынужден бродить понуро, низко опустив голову. Показаться жалким? Только не это! Я и в гробу не смогу быть жалким! Это самое низкое и отвратительное, что может быть! Бедным, тупым, неповоротливым неудачником – пусть так, но жалким – никогда! Моя девушка смотрит на меня издалека и чувствует на расстоянии. Если я буду выглядеть жалким, она разочаруется!»

– На что жалуетесь, товарищ старший лейтенант? – прервала мои мысли сестра, сухопарая интеллигентная русская женщина лет 45–50.

Вероятно, она работала здесь с мужем. Вообще, русских в Ереване проживало немного, не считая молокан, покинувших Россию в результате гонений во времена Екатерины II и компактно проживающих в двух живописных районах Армении.

Мой неуклюжий рассказ сестра исправляла, насыщала медицинскими терминами, задавала вопросы и, не дожидаясь моего ответа, записывала. Мне было стыдно. Невидимая рука вела меня к вожделенной свободе. Неужели просьба соблазнительной хохотушки Иветки могла иметь такое значение? Я думал, ее роль завершилась в тот момент, когда меня отправили на повторную комиссию в военкомат. А здесь такое явно благосклонное отношение!

Начальник отдела ушел, женщина спокойно, со знанием дела заполняла документы. В конце концов из моих отрывочных корявых фраз она подготовила целый реферат.

– Товарищ старший лейтенант, можете ознакомиться с документами. Сделайте себе выписки, чтобы грамотно выступить перед комиссией. Она состоится через неделю, может, чуть позже. Вот вам бумага и ручка, анкету потом оставите здесь, на столе, – с этими словами сестра вышла из кабинета.

«Спасибо вам, честная труженица. На таких добросовестных, незаметных людях держится мир, с их помощью совершаются все большие дела», – подумал я с благодарностью, провожая ее взглядом.

Минут через пятнадцать вошла другая сестра, молодая, довольно приятная женщина. Явно кокетничая, она сообщила, что мне привезли обед из дома и что я могу съесть его в столовой, а держать продукты – в холодильнике для сотрудников. Решил чуть попозже сходить пообедать и потом позвонить домой, а то мама спросит, понравилась ли мне еда, а я не знаю, что там. Обидится!

По дороге меня остановила дежурная сестра и сообщила, что начальник госпиталя полковник Аганов примет меня примерно через полчаса.

* * *

Кабинет начальника госпиталя находился на втором этаже, в самом конце коридора. В ожидании приема я стоял у открытого окна, выходящего во двор, и смотрел, как девочка-подросток с пышными светлыми волосами рыжеватого оттенка самозабвенно играет большим волейбольным мячом, бросая его об стенку и стараясь потом поймать. Этот уголок двора выглядел островком беззаботности, абсолютно диссонирующим с общей невеселой атмосферой военного госпиталя и проходящими там и сям больными в повязках и на костылях.

Невольно я улыбнулся, забыв на минуту о своих проблемах.

Девочке на вид было лет двенадцать-тринадцать. Она носила коротенькую юбку и светло-коричневый свитер, на еще по-детски пухленьких ногах – высокие белые гетры и спортивные туфли на толстой резиновой подошве. Пока я любовался играющей девочкой, к ней подошел высокий симпатичный юноша лет шестнадцати-семнадцати и попытался отнять у нее мяч. Она активно и шумно сопротивлялась, обхватив мяч двумя руками. Я высунул голову из открытого окна и довольно грубо сделал парню замечание, потребовав оставить девочку в покое. Он удивленно посмотрел на меня и ответил:

– Какое ваше дело? Это моя сестра!

– Да вы не вмешивайтесь, – улыбнулась проходившая мимо санитарка. – Это дети нового начальника госпиталя. Они живут здесь, пока не получили квартиру.

Мальчик ушел, а девочка, взглянув на меня без интереса, вновь начала играть в мяч. Конечно, для нее я взрослый, мрачный военный дядя…