Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но зачем? Возможно, она хотела скрыть свой интерес к Джону… Упоминание имени Бёртона – в разговоре с коллегой или подслушанное где-нибудь в коридоре – пробудило в ней смутные воспоминания. Тара навела справки и до поры решила держать информацию при себе. Но Джиллиан считала ее лучшей подругой. Разве не было бы естественным для Тары рассказать все Джиллиан, тем более что тому имелись весомые причины? Похоже, материалы дела не убедили Тару в невиновности Джона, и она по-прежнему видела в нем опасность. Но зачем было разыгрывать удивление?
Джон понимал, что на основании всего этого обвинить Тару в чем-либо невозможно. Она придумает тысячу убедительных объяснений, и ее причастность к истории Лайзы Стэнфорд также ничего не доказывает. Но обе они – и Тара, и Джиллиан – бесследно исчезли. И это больше всего пугало Джона.
Он включил мотор и развернул машину посредине дороги, не обращая внимания на озлобленные сигналы другого автомобилиста.
Джон спешил в Скотланд-Ярд.
Суббота, 16 января
1
Констебль Рик Мейерс имел все основания рассчитывать на спокойное субботнее утро в отделении полиции. В кабинете накопилось много бумажной работы, так что дежурство на выходных пришлось как нельзя кстати. Город за окнами мирно дремал под снегом. Возможно, погода и подсказала констеблю, что в ближайшие дни ничего не произойдет. Так или иначе, Рик вздрогнул от ужаса, увидев перед собой своего начальника, который сунул ему под нос листок бумаги.
– Нужно перепроверить кое-какие данные. Запрос из лондонского отделения Скотланд-Ярда. Миссис Люси Кейн-Рослин. Живет на Реддиш-лейн.
– Реддиш-лейн? В Гортоне?
– Да. По-видимому, вам придется туда съездить.
– Но в чем дело?
Мейерс только занялся отчетами, которые давно пора было написать, и страшно не хотел отрываться от работы.
– У миссис Кейн-Рослин может проживать ее дочь; это и есть то, что вам предстоит выяснить. У Скотланд-Ярда вопросы к этой особе.
– К дочери? – в отчаянии переспросил Мейерс.
– Да. Она исчезла, между тем как есть необходимость ее допросить. Это адрес ее матери. Имя дочери… – шеф заглянул в бумагу, – Тара Кейн. Прокурор из Лондона.
– Прокурор, правда? И выросла в таком районе?
– Похоже на то.
– Но почему бы нам для начала не позвонить этой… Люси Кейн-Рослин? – поинтересовался Мейерс, тяжело поднимаясь из-за стола.
Он подозревал, что мысль о звонке уже приходила в голову коллегам, но по какой-то причине этот вариант пришлось отвергнуть, или же он не сработал. А значит, ничто не спасет его от поездки в один из самых неприятных районов Манчестера.
– Ей звонили неоднократно. Никто не берет трубку. Надо торопиться, нельзя игнорировать поручения Скотланд-Ярда.
По крайней мере, на улицах не было пробок. Да и городские службы хорошо поработали в последние дни. Так что ничто особенно не задерживало Рика Мейера в пути. И все-таки это задание – последнее, что ему было нужно. И не только потому, что оно нарушило его планы. Ни один полицейский не пришел бы в восторг от перспективы поездки в Гортон на юге Манчестера, пусть даже в гости к безобидной старушке. В этой части города не было безопасных поручений. Там были кварталы получше и похуже. Худшие состояли из трущоб, населенных наркоманами, которые ни секунды не колебались, когда подворачивалась возможность раздобыть денег на очередную инъекцию. Самый низ социальной лестницы, ниже пасть некуда. И полицейские, конечно, считались самыми нежеланными гостями. А Мейер далеко не герой. Он и сам не понимал, как его угораздило выбрать стезю полицейского. В то утро он в очередной раз задал себе этот вопрос – и, как всегда, не смог придумать удовлетворительный ответ.
Между тем пейзажи за окнами машины менялись. Гортон предупреждал, заявлял о себе. Тут невозможно было появиться внезапно. Многоэтажки вдоль трассы ветшали. Скверы и зеленые лужайки мелькали всё реже, пока не исчезли вовсе. Потом потянулась промзона, выглядевшая не менее заброшенной под толстым снежным покрывалом. Магазин текстиля, куда, похоже, сегодня не заглядывали покупатели. Свалка металлолома рядом с ветшающими таунхаусами. Лишь кучи мусора – отчасти собранного в пластиковые пакеты, отчасти просто выброшенного из окон – указывали на то, что эти места обитаемы. Далее пошли многоэтажки. Испещренные надписями и рисунками стены. Выбитые окна. В одном подъезде отсутствовала входная дверь. Чем дальше – тем больше грязи и мусора, в котором – это Мейер знал как никто другой – полно шприцов. Он видел играющего на улице маленького ребенка – одного, несмотря на грязь, холод и множество других опасностей. Родители, наверное, еще спали, или обкурились, или и то, и другое сразу. Но лицо ребенка сияло. Он радовался снегу – как и все дети на свете.
Мейеру стало совсем тоскливо. Уму непостижимо, как девушка из этого района умудрилась стать прокурором. Видимо, и в самом деле незаурядная личность…
Реддиш-лейн оказалась довольно длинной, и Мейер с облегчением увидел, что нужный ему дом располагается не в худшей его части. Здесь нижние этажи некоторых домов занимали магазины, кафе и даже парикмахерские. Некоторые безвозвратно закрылись, о чем свидетельствовали стальные жалюзи или заколоченные досками окна. Но бо́льшая часть все еще держалась. В целом квартал выглядел далеко не процветающим, но и не вполне заброшенным. «Могло быть и хуже», – подумал Мейер.
Миссис Кейн-Рослин проживала в отдельном домике из красного кирпича. Имелся даже крохотный двор, в дальнем конце которого просматривался ветхий сарай. Издали дом производил впечатление вполне добротного, и лишь при ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что им давно не занимались. Оконные рамы нуждались в покраске, дворовые ворота – в починке, часть черепицы на крыше подлежала замене. На первом этаже угадывалась витрина, закрытая синей шторой. Согласно вывеске, здесь располагалась мастерская по ремонту велосипедов. Впрочем, буквы, подвергшиеся разрушительному действию дождя, солнца и ветра, прочитывались с трудом. Да и никакой мастерской, похоже, давно не было. Вопрос, был ли здесь вообще кто-нибудь.
Мейер припарковался у тротуара, вышел из машины и с сомнением посмотрел на окна второго этажа. Свет нигде не горел, но солнце уже стояло достаточно высоко. Во всяком случае, на окнах были занавески. Мейеру даже померещились комнатные цветы на подоконниках. Окутывающая дом и двор аура безжизненности могла