– Да, – произнес мистер Кардан. – Но что произойдет месяца через три подобного целомудренного самосозерцания, если по этой дороге пройдет некое юное и прекрасное создание, «соблазнительно покачивая бедрами», как написал бы Золя, и посмотрит на вас огромными и томными черными глазами? Что тогда случится с процессом ваших раскопок в глубинах своей внутренней вселенной?

– Надеюсь, они продолжатся без помех, – ответил Кэлами.

– Вы лишь надеетесь? Но не уверены.

– По крайней мере я сделаю для этого все, что от меня зависит.

– Это будет нелегко, – заметил мистер Кардан.

– Знаю.

– Вероятно, вы обнаружите способ одновременно погрузиться в соблазн, не прерывая исследования внутреннего мира?

Кэлами покачал головой.

– Боюсь, это неосуществимо. Я был бы в восторге иметь подобную возможность. Однако подобный вариант не проходит. Даже если до известных пределов сдерживать себя. Мною это установлено, можно сказать, на собственном опыте. Да и все авторитеты в области медитации сходятся в таком мнении.

– Но ведь верно и то, – сказал Челайфер, – что религии даже предписывали периоды, когда мыслителю следовало целиком отдаться чувственности в качестве одной из составляющих, одного из ритуалов процесса самопознания, как и на время некоторых праздников.

– Но никто и никогда не утверждал, что данные ритуалы облегчают задачу тому, кто взялся за исследование потаенной части своего сознания.

– Вы не правы, – возразил Челайфер. – Не существует какого-то единого, «золотого правила», универсально действующего везде и всегда. В определенном месте и в конкретную эпоху традиции предписывали бы вам почитать своих отца с матерью за их почтенный возраст; а в иные времена, в других краях вашим долгом считалось бы поскорее отделаться от них самым варварским образом. Все относительно. В человеческой истории, на ее различных этапах, одни и те же вещи почитались и верными, и ошибочными.

– Это можно принять только с большими оговорками, – заметил Кэлами. – Существуют параллели между миром физическим и миром моральным. В физическом мире непознаваемая реальность зовется четырехмерным котинуумом. Он вроде бы одинаков для всех наблюдателей, но как только каждый из них пытается изобразить видимую им картину, он выбирает для своего графика исключительно индивидуальные оси в зависимости от своего движения, умственного состояния и наложенных на него ограничений. Человек придумал для отображения реальности оси трехмерного пространства и времени. Учитывая степень умственного и физического развития, а также условия, в каких человек существует, это и не могло быть по-другому. Пространство и время – необходимые для нашего существования понятия. Но когда мы пытаемся изобразить иную сторону реальности, в которой живем, то неизбежно ориентируемся на две другие оси – добра и зла. Моральная составляющая нашего существования делает для нас необходимым разобраться в том, что есть хорошее, а что – плохое. При этом реальность остается неизменной, но вот оси добра и зла смещаются, изменяются в зависимости от взглядов и позиций различных наблюдателей. Некоторые из них видят ситуацию в обществе более отчетливо и находятся в более выгодных точках для наблюдения. А вот непрерывные изменения условий общественного договора и морального кодекса в различные исторические эпохи в сторону ухудшения объясняются тем, что оси координат добра и зла для них выпадало определять самым ленивым, близоруким или занимающим самую невыгодную позицию наблюдателям. Когда же эти оси все же определялись наиболее светлыми умами, они оказывались поразительно похожими. Готама, Иисус и Лао-цзы, например. Они существовали очень далеко друг от друга физически – то есть во времени и в пространстве. К тому же очень разным было их положение в обществе. Но изображенные ими картины реальности невероятно близки. И чем ближе человек подходит к пониманию этих картин, тем более точно его собственные моральные координаты добра и зла совпадают с начертанными ими. А если все эти самые строгие моральные арбитры сходятся во мнении, что телесная распущенность мешает исследованию внутреннего мира, к их голосу следует прислушаться. Несомненно, что само по себе естественное и умеренное удовлетворение человеком своих сексуальных потребностей есть нечто, лежащее вообще вне сферы морали. Только если к этому примешиваются другие факторы, мы можем оценивать такие действия как добро или зло. Они становятся злом, если основываются на обмане или жестокости. И, разумеется, они не являются чем-то позитивным, если порабощают ум в момент познания им самого себя, то есть в то время, когда сознанию надлежит быть совершенно свободным и использовать эту свободу для самопогружения и самосовершенствования.

– Все это так, – кивнул мистер Кардан. – Но я, будучи человеком приземленным и практичным, могу только предвидеть, насколько трудно будет сохранить для себя подобную свободу. Соблазнительно покачивающиеся бедра… – Он повел рукой с сигарой из стороны в сторону. – Я бы непременно проведал вас месяцев через шесть, чтобы проверить, не изменились ли ваши ощущения и взгляды. Невероятно, какой эффект наши природные инстинкты порой оказывают на самые добрые намерения. Пресытившись, человек все представляет легко осуществимым, но стоит ему опять проголодаться, как же тяжело выносить этот голод!

Они замолчали. Из глубины долины клубящиеся тени поднимались по склонам. Холмы с противоположной стороны выглядели почерневшими, и такими же темными смотрелись облака у их вершин, за исключением тех редких пятен поверх них, которые делались особенно яркими в красноватых лучах заходящего солнца. Тень взбиралась вверх, и ее граница проходила уже в ста футах от того места, где они сидели, готовая вскоре поглотить и их тоже. С особенно звонким звуком своих колокольчиков и перестуком копыт шесть высоких коз осторожно спустились по крутой тропе от дороги. Маленький мальчик шел следом, помахивая палкой.

– Йиа-о! – покрикивал он на них с забавной для такого малыша злостью. Заметив троих мужчин, сидевших на скамье перед домом, он внезапно затих, покраснел и поспешил проскользнуть мимо, не понукая свое стадо даже шепотом, чтобы поторопить возвращаться на ночь в загон.

– Бог ты мой, – вздохнул Челайфер, наблюдавший за движениями животных, – а ведь это первые козы, которых я увидел в реальной жизни с тех пор, как посвятил им целый раздел в своем журнале. Очень интересно. Я уже и забыл, что они существуют.

– Это общая тенденция – забывать о существовании того, с кем нас не заставляет соприкасаться жизнь, – заметил мистер Кардан. – И всегда испытываешь шок, когда неожиданно сталкиваешься с ними.

– Всего через три дня, – задумчиво продолжил Челайфер, – я снова окажусь за своим рабочим столом. Кролики, козы, мыши, Феттер-лейн; семейный пансион. Знакомые ужасы реальной жизни.

– В вас заговорила сентиментальность, – поддразнил его Кэлами.

– А тем временем, – сказал мистер Кардан, – Лилиан решила перебраться в Монте-Карло. Я, конечно, поеду с ней. Не отказываться же от бесплатного корма, который тебе предлагают? – Он отшвырнул окурок сигары, встал и потянулся. – Пора спускаться вниз, пока не стемнело.