Протрубят в рог его истины,

Пока он не явит себя миру заново.

Сутра Черного Лотоса

— Священник Кумасиро! Объявляю тебя виновным в многочисленных нападениях и убийствах! — провозгласил судья Уэда.

Четвертый день заседаний по делу Черного Лотоса подходил к концу. Уэда располагался на возвышении в зале суда вместе с Сано, Хиратой и несколькими писцами.

На сирасу стояли коленопреклоненные Кумасиро и Дзюнкецу-ин. Руки и ноги их были закованы в кандалы. Бывший священник злобно озирался, настоятельница всхлипывала, повесив голову. Большое помещение позади них заполонил чиновный люд.

— Настоятельница Дзюнкецу-ин, — произнес судья, — объявляется виновной в поджигательстве.

Его суровый взгляд отметал всякие возражения. Оба подсудимых сознались в содеянном, после того как Сано допросил их и заслушал рассказы пленных сектантов. В числе многих других злодеяний Кумасиро признался в убийстве Тиэ, Светоча Духа, Истинного Благочестия и его сестры Ясуэ.

— Вы также признаетесь виновными в проведении преступных обрядов и в заговоре с целью уничтожения города Эдо и истребления его граждан. Итак, я приговариваю вас к смерти через отсечение головы!

Стража поволокла их во двор. Дзюнкецу-ин плакала, Кумасиро глядел волком. Толпа, стоящая за оградой с первого дня слушаний, встретила преступников гневными выкриками, бранью, насмешками и потрясанием кулаков.

Погода стояла холодная и дождливая. Однако жертвы преследований Черного Лотоса, семьи похищенных, одурманенных, порабощенных, загубленных сектой людей не уходили с улицы, дожидаясь справедливого возмездия.

Слушатели и писари разошлись. Сано, Хирата и судья Уэда задержались в дверях.

— Тяжко все это, — выдохнул судья. — Надеюсь, судьба нас избавит от бедствий такого размаха.

Побоище в храме Черного Лотоса унесло жизни шестисот сорока членов секты и пятидесяти восьми воинов из отряда Сано. Чуть позже сыщики, осматривая катакомбы, обнаружили пепел и кости великого множества сожженных тел. Еще двести девяносто сектантов были приговорены к казни.

— Что ж, могло быть и хуже, — сказал Сано.

Большую часть подрывников отловили возле храма Дзодзё, а тех, которым удалось прорваться к окрестностям Эдо, схватила полиция. Хотелось бы верить, что это все.

Он сам заметил, как глухо звучит его голос. Происшествия последних дней сильно потрясли и вымотали Сано. Воспоминания о резне лишили аппетита и сна. Его не покидала тревога, что он и сам начал отнимать жизни без числа и разбора. Вчера он присутствовал на погребении своих подчиненных, погибших в ту ночь, и оплакивал их смерть. Сано закрыл следствие и устранил угрозу и властителю и народу, однако не чувствовал себя победителем, как сёгун ни хвалил его за доблесть. Отношения с Рэйко все еще требовали разрешения.

Он настолько ушел в работу — с утра до ночи вел допросы, давал показания, следил за сносом храма Черного Лотоса, — что почти не видел жену с тех самых пор, как привез ее домой. Рэйко вкратце поведала ему о том, что случилось в тайном убежище Анраку до его прихода, но в остальном они едва разговаривали.

— Нам доложили о нескольких небольших пожарах, зато со взрывами и отравлениями обошлось, — добавил Хирата. У него был такой же измотанный вид, как у всех соратников Сано, уцелевших в побоище. — Хорошо, что невинные люди не пострадали.

После боя Сано с отрядом сопроводил в город тридцать четыре узника, которых они освободили из подземной тюрьмы. Полторы сотни детей, найденных в катакомбах, развезли по семьям и приютам. Двоих сыновей министра Фугатами забрала родня.

— Сёгун издал указ, объявляющий секту вне закона, — сказал Сано. — Госпожа Кэйсо-ин с подачи священника Рюко предала ее осуждению. Теперь, когда Анраку мертв, Черный Лотос едва ли возродится.

Обладал первосвященник сверхъестественной силой или же нет — в любом случае Рэйко избавила мир от великого зла.

— Войска Токугавы оцепили храм, изъяли богатства Анраку и начали сносить здания и засыпать туннели. Отныне бакуфу усилит надзор за религиозными объединениями.

Сано мысленно сокрушался, что сёгун так мешкал с подавлением Черного Лотоса. Думал он и о том, что заслуживает не меньшего порицания. Кто знает, может, секту могли бы закрыть раньше и без кровопролития, если бы он поверил рассказу жены о беглом монахе? Так или иначе, гадать было поздно.

— Интересно, как низвержение Черного Лотоса сказалось на правящих кругах? — спросил Уэда.

— Кумасиро и Дзюнкецу-ин назвали имена чиновников бакуфу, входивших в секту, — ответил Сано.

Среди них оказался один из его сыщиков, Хатия. Именно он выдал секте наблюдателей, которых Сано заслал в храм.

— Кое-кто из них примкнул к войску Анраку и был либо схвачен, либо убит. Среди выживших удалось разыскать убийц четы Фугатами. Им позволят совершить харакири. Остальных, не принимавших участия в бунте, отправят в изгнание. Мы также располагаем списком приверженцев Черного Лотоса из среды феодалов, купцов и простолюдинов.

— Я готов провести столько заседаний, сколько потребуется, — смиренно произнес Уэда.

Судам по делу Черного Лотоса, казалось, не будет конца. Впадая в уныние при мысли о массе работы, Сано сказал судье:

— Сожалею, но мы должны идти. Нам с Хирата-сан предстоит еще опросить заключенных целой тюрьмы.

Они и без того провели уйму времени, выслушивая священников и монахинь, которых набралось столько, что в каземате не хватило места и их пришлось размещать в палатках на тюремном дворе. День и ночь они продолжали твердить «Хвала Черному Лотосу!», причем ни один из них пока не выказал раскаяния. Пленники отказывались верить, что Анраку мертв, и по-прежнему считали, что их ждет просветление во славе. Допрашивая их, Сано смотрел в души, исполненные фанатизма — наследия Анраку. Увиденное так удручило его, что он уже мысленно торопил миг закрытия дела.

— Могу я предложить вам совет? — спросил судья Уэда. Сано кивнул.

— Отложите на время работу и побудьте с домашними. Это пойдет вам на пользу.

Минуту Сано колебался, потом снова кивнул, зная, что судья плохого не посоветует. Настала пора поговорить с Рэйко.

* * *

Мидори сидела в детской поместья Сано, глядя, как Рэйко и няньки кормят Масахиро ужином. Комнату ярко освещали фонари, угольные жаровни разгоняли холод и сырость осеннего вечера. Масахиро ел рис и радостно лопотал.

— Вот молодец, — улыбнулась Рэйко сыну. — Кушай как следует, вырастешь большим и сильным.

Мидори, получив от Кэйсо-ин дозволение оставаться у Сано и Рэйко столько, сколько потребуется, чтобы отойти от пережитого, пыталась согреть душу, наблюдая эту безмятежную сцену. Но какая-то неуемная тоска не давала ей покоя. Все выглядело точно таким же, как прежде, до резни и пожара в храме Черного Лотоса, и вместе с тем многое изменилось.