Кроме того, он сам был почти у него в зубах. Ваун поворачивался и стрелял, прыгал, а они все шли, пробивались к нему сквозь дым. Он окружил себя почти непрерывным кругом огня, и хоть орда пиподов все еще в ярости потрясала землю, она оставалась по ту сторону. Первые уже практически превратились в кучу горящего хвороста. И этого вроде бы хватило, чтобы приостановить остальных.

Теперь Ваун мог минутку передохнуть — пока по крайней мере он не задохнется от дыма или не догорит огонь, или не закончится заряд в Джайенткиллере. Он посмотрел слезящимися глазами на шкалу. Оставалось двадцать процентов.

О!

Сколько он истратил лишь на то, чтобы завалить тоннель? Когда Джайенткиллер стоял на стойке, он был полностью заряжен?

Нельзя забыть: нужно оставить достаточно, чтобы выбить себе мозги, прежде чем пиподы доберутся до него. Догадавшись, что когда он стоит в полный рост, его могут заметить сквозь дым в оптические приборы, Ваун опустился на колени и прислонился к валуну.

— Чик-чирик!!! — верещали за баррикадой пиподы.

В паузах между приступами кашля Ваун честил пиподов всеми известными ему ругательствами. Кровожадные сорняки! Проклятие планеты! Невозможно их выполоть, не устроив одновременную кампанию на всей планете, что никогда не осуществлялось и потребовало бы розысков всех до единого семян.

На самом деле очень напоминает Братство.

На севере было намного больше дыма и шла беспрерывная стрельба. Значит, братья не были окружены баррикадой, как он, и у них не было времени следить за взлетной полосой, даже если кто-нибудь из них был совсем рядом с ней.

В двух местах огонь почти догорел. Ваун вскочил и сжег несколько пиподов, расширяя свою баррикаду.

Осталось шестнадцать процентов.

Дым поднимался. Ваун выхватывал из него глазами сотни бешено извивающихся пиподов вокруг своей крепости. Они не собирались сдаваться.

Ваун посмотрел на восток. Фейрн? На полосе пиподов не было, насколько позволяли разглядеть слезы. Маленькая точка двигалась на западе от его месторасположения. Фейрн, ты где?

Здесь! Это была она, крошечная фигурка бежала по полосе, и ни одного пипода в поле зрения! Но Боже, как далеко еще до ангара! Быстрее!

Потом он услышал выстрел, увидел тонкую линию зеленого света, тянущуюся с северного горизонта до его груди.

Падая, он подумал: «Черт возьми! Так я и не узнаю, чем все закончится».

Это не больно, просто очень тяжело, как будто в легких растет огромный ком льда, странное чувство, будто паришь. Он даже не чувствует под собой камня. В глазах муть, но дыма вроде бы становится меньше.

Вопрос остается открытым — успеет ли он умереть прежде, чем до него доберутся пиподы. На слух он не может отличить звуки стрельбы от пиподов. Он пытается нащупать Джайенткиллер, но не может нащупать свои руки.

Быстрее, Фейрн, быстрее! Ты можешь сделать это, Фейрн! Убирайся отсюда.

Позвони домой. Позвони своей мамочке. Позвони кому-нибудь. Ты станешь героиней, Фейрн. Спаси мир, Фейрн!

Быстрее! Я хочу знать, что случится.

Она уже должна быть там. Что она делает? Готовится к вылету? Пересчитывает пакеты со средством от воздушной болезни? Быстрее, Фейрн, быстрее! Я хочу знать.

Боли нет, но в груди давит все сильнее. Ему кажется, будто он разваливается на куски. Холод, холод…

Она сможет сделать это. Теперь на пути ни братьев, ни пиподов.

Если это единственный улей. Должны быть и другие. Q-корабль приближается.

Дым вьется, белый и едкий, щиплет глаза. Он моргает, пытается смотреть.

Над ним склоняется брат. Дайс? Епископ? Может быть, просто мираж. Ваун не может разглядеть цвет рубашки.

Он не может находиться здесь. Он не мог пробраться мимо пиподов.

Ваун говорит:

— Привет? — таким тихим шепотом, что сам себя не слышит.

В легких нет воздуха. Одна кровь. Но брат его услышал. Он улыбается улыбкой Раджа.

— Приближается помощь, брат! Держись! Мираж.

— Мы спасем тебя, брат. Это голос Аббата или Приора?

— Прости, — говорит Ваун, — прости, пожалуйста. Я был поврежден, ты знаешь. Я выращен не в улье, и к тому времени, когда я узнал, кто я на самом деле, я был клеймен преданностью не правильному улью. Я не хотел убивать тебя, брат.

Кто-то берет его руку и трет ее. Ваун видит это, но не чувствует.

— Все в порядке! — Похоже на Епископа. Уплывает в дыму; возвращается. Мы понимаем, брат Ваун. И это на самом деле не важно. Может быть, этот улей будет разрушен, но борьба на этом не закончится. В конце концов рэндомы проиграют. Слабые виды вымирают. Удачные прогрессируют и потом вымирают. Мы Главная Раса, и в конце концов мы возьмем верх.

Что сделает Главная Раса с дикой расой, когда та лишится власти? Поместит их в заповедники или зоопарки? В концлагеря? Будет время от времени отравлять миллиард-другой газом? Какая нужна могила для миллиарда человек? Для десяти миллиардов?

Скиц замолк. Тысячи планет замолчали, не могут найти друг друга.

Ваун говорит:

— Да, мы Главная Раса. Но когда мы добьемся всего, что мы будем делать тогда?

Радж лишь улыбается и не отвечает.

Жизнь — борьба.

Потом страшный грохот — Ваун слышит его. Что рокочет вверху, темное и яркое на невинной голубизне неба? И проходит.

— Торч! — говорит он. — Она сделала это! Мне это не снится, а?

Аббат качает головой.

— Не снится. Она сделала это. Но слушай! Ваун ничего не слышит, но чувствует, как дрожит земля.

— Взрываются баки с горючим, — объясняет брат, печально улыбаясь. — Эта девушка-рэндом сожгла ангар! Не будет ни погони, ни эвакуации.

Смело! Удачного тебе полета, подруга Фейрн. Скорее посылай морских пехотинцев! Скажи своей матери, что я, может быть, немного любил ее.

Черт! Скажи ей, что я люблю ее и всегда любил.

Вспышка. Земля вздымается, под его спиной твердый камень.

— Это был «Суперогонь», — безмолвно говорит он и закрывает глаза. Ему хочется умереть прежде, чем до него доберутся пиподы, но когда он снова открывает глаза, смутная тень все еще нависает над ним.

— Хочется понять, — говорит Епископ, — даже если ты вырос не в улье… Мы должны быть рациональны. Хочется понять, почему ты встал на сторону проигрывающих.

— Они называли меня героем, а я никогда не был героем. Я всегда был всего лишь предателем.

— Но мне кажется, что Патруль может в ближайшее время установить здесь памятник — герою.

— Фейрн, ты хочешь сказать? Героине?

— Нет, — улыбаясь говорит Радж. — И не Клинку. Есть победы и потери. В деталях все по-разному, но конец неизбежен. Тебе бы следовало это понимать.