– Священное дерево?

Молодая женщина покраснела.

– Я не оправдала имени, которое дала мне мать перед тем, как умереть. Не стала символом самопожертвования и верности одному-единственному мужчине. И все же встретила настоящую любовь.

– Откуда ты пришла?

– Из лагеря англичан.

Кири насторожилась.

– Что ты там делала?

– Жила со своим мужем.

– И где он теперь?

Тулси тяжело вздохнула.

– Не знаю.

Ей пришлось рассказать о себе, и по мере того как она говорила, сердце стучало сильнее и кровь быстрее бежала по жилам. Анри не умер и не бросил ее: с ним просто что-то случилось. Рано или поздно они снова встретятся – значит, жизнь продолжается!

– А ты? – спросила она. – Ты живешь одна?

Кири помедлила. В ее лице были не только веселая беспечность и безудержная любовь к жизни, а проглядывало что-то настороженное и жесткое.

– Ты была со мной откровенна, – сказала она, – я отплачу тем же. Когда мне было двенадцать лет, меня изнасиловали два английских солдата. Я гнала домой коз; англичане схватили меня и затащили в кусты. Когда я, рыдая, приползла к матери, она дала мне пощечину. В нашей семье было десять детей, и все в одночасье стали относиться ко мне как к оскверненной. Отец не чаял сбыть меня с рук, но кому я была нужна? В конце концов я не выдержала и ушла из дому. Какое-то время я жила у одной женщины, которая обучала девочек танцам. Она тоже любила драться, потому вскоре я поселилась одна. И не жалею! Живу в этой хижине на окраине Баласора, выступаю на людных улицах. Платят неплохо – на еду и одежду хватает, а большего мне и не нужно. – Не страшно жить одной?

– Нет. Я прирежу любого, кто вздумает меня обидеть! Случается, ко мне подходят с разными предложениями, а как увидят вот это, сразу проглатывают язык!

Девушка показала Тулси небольшой, но острый нож.

– Сколько тебе лет? – спросила та.

– Шестнадцать. А тебе?

– Двадцать. – Тулси внимательно посмотрела на девушку. – Возможно, со временем твоя жизнь изменится, ты выйдешь замуж за достойного, понимающего тебя человека.

Кири скривилась и небрежно произнесла:

– Еще чего! На свете нет порядочных мужчин. Все думают только о себе и о том, как обидеть бедную девушку. Никто не возьмет меня замуж, и ты знаешь почему. – Она печально вздохнула, потом на лице ее появилось выражение деловитости. – Говоришь, тебе некуда идти? Хочешь остаться здесь, со мной? Ты умеешь танцевать? Если нет, могу научить. Ты красивая, у тебя светлая кожа, нежное лицо, тебе будут давать много денег. Я давно мечтаю о подруге!

Тулси осталась. Она подружилась с простой и бедной девушкой, как некогда подружилась с уважаемой и богатой Кайлаш. Обе, и Тулси и Кири, оказались за невидимой чертой, и обе скрывали это. Разница заключалась в том, что в жизни последней никогда не было любви.

А Тулси жила только любовью, и не было мгновения, когда бы она не думала об Анри. Иногда девушка вспоминала дядю Чараку и даже родную деревню. Вспоминала, как в начале года[40] односельчане отмечали праздник первой вспашки и по главной улице двигалась большая повозка, запряженная украшенными лентами и яркой материей буйволами, а впереди выступали барабан щики. Над деревней разносился звук сделанного из большой раковины горна. Пиршество и веселые игры продолжались всю неделю. В эти дни даже она чувствовала себя счастливой.

Днем Тулси и Кири выступали на улицах и площадях Баласора. Кири использовала свое искусство по-разному. Иностранцам было безразлично, что каждый жест танцовщицы выражает определенное чувство и соответствует какому-то божеству, животному или цветку. Им подавай разноцветный веселый вихрь, полный стремительной грации, безудержного вдохновения и блистательных улыбок. Иное дело – важные индийские чиновники или представители высших каст.

Случалось, больше рупий бросали не очень красивой, темнокожей, но жизнерадостной и быстроглазой Кири, в другой раз – не такой подвижной, но чарующе прекрасной Тулси. Вечером девушки пересчитывали выручку и шли на рынок, чтобы купить еду, а если требовалось, то украшения или одежду.

Кири любила острую пищу и жевала бетель. Иногда могла хлебнуть арака. Тулси предпочитала творог и молоко, а о бетеле не могло быть и речи. Кири была способна обругать и одернуть любого, кто вставал у нее на пути, тогда как Тулси была вежлива и скромна. Однако девушки никогда не ссорились.

Однажды к Тулси подошли два английских солдата, стали протягивать рупии и манить за собой. Кири подскочила, быстрая, юркая, как змея, и наставила на них нож. Они не испугались и стали смеяться. Тогда Тулси произнесла по-английски, старательно подбирая слова:

– Я не могу пойти с вами. У вас, наверное, есть жены. А меня ждет муж.

Солдаты раскрыли рты. Кири была поражена не меньше и, когда девушки вернулись домой, спросила:

– Ты можешь с ними говорить?!

– Меня научил Анри. Я могу кое-что понять и ответить.

И еще я бы очень хотела научиться читать!

Читать они не умели, зато каждая знала сказки; этим подруги и развлекали друг друга, когда выпадала ненастная погода или когда не спалось. Однажды Кири спросила:

– Что такое любовь?

Тулси не знала, что ответить. В ее жизни было двое мужчин, и каждого она любила по-своему. Если в отношениях с Рамчандом большую роль играли разум и влечение плоти, то с Анри было намного сложнее, все свилось в тугой клубок, распутать который, пожалуй, могла только смерть. Боль и сладость сердца были подобны огню, разум пронзало сознание обретения чего-то бесконечно родного, близость была беспредельной, а чувственность выходила из берегов.

Иногда Тулси спрашивала себя: пошла бы она на костер вслед за Анри? И отвечала: нет, потому что знала: он никогда бы не пожелал, не позволил, не допустил, чтобы она умерла вместе с ним. Его бог был куда строже, чем ее боги, да и обычаи таили в себе много жестокости и коварства, но Анри всегда выбирал жизнь. Он говорил, что душа каждого человека неповторимая и единственная, как и его судьба. И женщина не есть тень мужчины.

Ее Анри был прекрасен, великодушен и добр! Он ни на кого не смотрел свысока и не осуждал ничьих слабостей. Тулси была безмерно горда тем, что он ее полюбил, и безумно счастлива оттого, что тоже его любит.

Однажды утром молодая женщина вышла на улицу и остановилась, глядя на кусты самшита, выстроившиеся вдоль дороги ровной темно-зеленой стеной, на источавшие пронзительно сладкий аромат цветы, на ласточек, что свили гнезда под крышей хижины и теперь стремительно носились туда-сюда на своих быстрых крыльях. Кири никогда не запирала дверь своего дома, она со смехом говорила, что там просто нечего красть. Разве что вор сам захочет оставить обитательницам хижины золотую монету!