— Кому и где платить за еду? — спросил Тони.

— Никому. За это платит дирекция.

— Очень мило, — одобрительно заметил Тони. — Пока что это самая роскошная всеобщая забастовка, в которой я когда-либо участвовал.

— Здесь очень порядочные хозяева, — заметил его собеседник. — Я видел вчера, как они посылали вечером кофе и бутерброды пикету забастовщиков.

— И те приняли?

— Разумеется.

— Я уезжал ненадолго за границу, — сказал Тони, — и вот, вернувшись, попадаю в поистине» домашнюю» обстановку. Может быть, вы расскажете, из-за чего все началось и что можно ожидать дальше?

Я абсолютно ничего не понимаю.

— Это давно назревало, — отвечал юрист. — Формально забастовка является протестом против снижения горнякам заработной платы, и, возможно, она ставит своей целью национализацию шахт. Профсоюзы уверяют, что это локаут.

А по-моему, забастовка отчасти вызвана непримиримым упорством одной из фракций кабинета. Это дало карты в руки наиболее нетерпеливым элементам из конгресса тредюнионов, которые верят в возможность осуществления социализма в наши дни.

— Понятно. И что же будет дальше?

— Выдохнутся рано или поздно, если только все эти демонстрации вооруженных сил и особых полицейских нарядов не приведут к беспорядкам. Пока были только отдельные случаи хулиганства. Полиция в восторге — хватают всех, за кем давно охотились… Столпы социалистической партии против насилия. В конце-то концов ведь за последние тридцать лет они шаг за шагом проводят социализацию Англии.

Тони только было собрался задать еще вопрос, когда услыхал два свистка и вскочил на ноги:

— Это мой сигнал.

Я должен идти.

— На вашем месте я бы не стал так торопиться, — сказал юрист, не подымая головы. — Чтобы собрать всех, требуется порядочно времени.

Но Тони уже мчался, чувствуя, что нельзя опаздывать на парад.

Работа была очень простая и совсем не тяжелая.

Тюки с газетами, увязанные и адресованные газетным агентам в различные города, летели по скату, их надо было подносить и грузить в ожидавшие автомобили. Единственный, кому требовались мозги для этой работы, был Грегори, который следил за тем, чтобы тюки попадали в соответствующие машины. Все остальное было до того просто, что можно было спать на ходу. Когда Тони вышел с первым тюком, один из пикетчиков подошел посмотреть. Думая, что рабочий хочет узнать, по какому адресу уйдут тюки, — это был Грантэм, — Тони показал ему тюк и услышал, как тот сказал своим:

— Каковы! Узел-то у них настоящий.

Эти слова почему-то произвели на пикет большое впечатление. Один из пикетчиков вышел на улицу, очевидно, чтобы сообщить новость другим. Тони все это показалось чрезвычайно загадочным, но потом Грегори объяснил ему, что упаковщики завязывают тюки особым узлом, воображая почему-то, что это такой секрет, которому можно научиться, только проработав долгое время в учениках. Позже, когда этот пикет сменился и на его место встал другой, Тони услышал, как кто-то из пикетчиков сказал мрачно:

— Похоже, мои машины не совсем выйдут из строя к тому времени, как я вернусь. Прямо за сердце хватает, когда слышу, как гладко они идут.

Замечание это вовсе не показалось Тони таким уж непримиримым и кровожадным.

Всякий раз, как машина медленно выезжала со двора, ее эскортировала небольшая кучка «конвойных»— одни становились на подножку машины, другие рысью бежали вслед. Предлагалось конвоировать по очереди, но на самом деле отправлялся каждый, кто оказывался под рукой, по большей части это были одни и те же люди, их можно было сразу узнать, потому что все они были без фуражек. Полисмены следили за ними с благодушным презрением. Тони проводил несколько автомобилей, но ничего не произошло; на Флит-стрит было пустынно и тихо.

Так, по заведенному порядку, продолжалось, с одним или с двумя перерывами, приблизительно до половины пятого. К этому времени почти все машины уехали, всех клонило ко сну, полицейский наряд ушел, только у внутреннего входа остался один сержант и два констебля. Вдруг кто-то крикнул:

— Конвой для машины на Мейдстон и Дувр!

Тони вскочил на подножку, и машина медленно выехала из ворот, которые сейчас никто не охранял.

Когда она заворачивала на улицу, по ту сторону ее поднялась какая-то суматоха, машина рванулась, прибавляя ходу, и Тони отшвырнуло к стене; со двора ринулись полицейские. Тони вскочил на ноги и бросился на помощь другим конвойным, которые дрались врукопашную с небольшой кучкой каких-то людей.

Пока он бежал, что-то тяжелое больно задело его по щеке и со страшной силой ударило по плечу. Он яростно набросился на ударившего его человека и, крепко схватив его за левую руку, как раз когда тот собирался нанести новый удар, размахнулся правым кулаком, чтобы дать ему в подбородок. В эту минуту с нападавшего слетела кепка, и Тони узнал Робина Флетчера; лицо его было искажено такой лютой ненавистью, какую Тс «и видел однажды на лице раненого немца, которому он пытался помочь.

Не выпуская руки Робина, Тони прижал его к стене, между тем как остальные бросились в погоню.

— Боже мой! — сердито воскликнул Тони. — Какого черта вы ввязываетесь в такие дела, Робин?

— Я мог бы спросить то же самое у вас, — огрызнулся Робин.

Прежде чем Тони успел ответить, он услыхал за своей спиной хриплый голос сержанта, радостно кричавшего:

— Поймали его, сэр? Там еще трое для отправки в участок.

Тони отпустил руку Робина и сказал ему громким шепотом:

— Не пытайтесь бежать — делайте, что я скажу.

Сознание Тони словно распалось на несколько отдельных частей; чувство обиды на то, что его ударил Давнишний друг, жгучий стыд за все происходящее, ощущение боли от удара, а поверх всего этого напряженно вертелась мысль, как бы спасти Робина от тюрьмы. Он повернулся к сержанту и сказал:

— Нет! Увильнул молодчик!

— Но я же видел, как этот тип ударил вас. У вас все лицо в крови.

— Это мистер Флетчер, рабочий из типографии, он тоже попал в свалку. Мы оба гнались за одним парнем и налетели друг на друга. Пока мы пришли в себя, тот удрал.

— Вот чудеса, а я бы мог поклясться, что своими глазами видел, как этот самый человек ударил вас то ли мешком с песком, то ли кастетом, а может, еще чем. Но, разумеется, раз вы говорите…

— Да, да, — перебил его Тони. — Идем, Флетчер, выпьем чего-нибудь. Есть пострадавшие, сержант?

— Да, можно считать, что нет.

Тони сердито шепнул Робину:

— Спрячьте правую руку в карман, идиот вы этакий, и не поднимайте кепку.

Они не спеша прошли во двор, запруженный людьми, горячо обсуждавшими налет и не обращавшими внимания ни на что другое. Полицейские суетились около арестованных. Тони потихоньку вывел Робина к неохраняемому боковому входу.