ничего не может исправить, может только сохранять сосредоточенность, чтобы не пропустить…

Взрыв ударил по ушам. Стены содрогнулись. Витражное стекло осыпалось цветным дождем.

Оружие наизготовку. Пять быстрых широких шагов. Не смотреть туда, куда, забыв про бдительность, зачарованно уставились охранники. Смотреть — стрелять — им в спины. Первому — и тут же второму.

Оба упали лицами вперед. Первый еще попытался опереться на руки и приподняться, но рука соскользнула в хлещущей из раны крови.

— Мамочка, — прохрипел он. — Мама…

Саша выстрелила ему в затылок, оборвав предсмертную мольбу. Тут же, для надежности — второму, хоть он и не двигался.

— Ключи! — заорала Ваньке, перекрикивая звон в ушах.

Гвоздь в караулке, где висели ключи от входных ворот, они высмотрели давно. Жаль, возможности потренироваться отпирать замок не было, но Ванька много раз наблюдал, как это делает охрана.

Только тогда Саша позволила себе быстро глянуть в сторону храма. В облаке пыли и дыма на месте центрального купола зиял провал, ощерившийся зубцами.

Работа сделана.

Дети уже бежали по мраморным ступеням вниз, к дверям. Ванька сжимал в кулаке ключи. Саша догнала их и распахнула перед ними створки. Ветер донес пыль от взорванного храма, дышать сделалось тяжко.

И тут в глубине дома заголосила женщина:

— Дети, дети! Она увела их! Спасайте детей!

Чертова сиделка. Чертова гуманность. Саша ведь знала, что не умеет оглушать надежно!

До ворот — сотня шагов через двор, по широкой, отменно простреливаемой аллее. И надо еще отпереть замок.

И неизвестно, осталась ли в доме еще охрана. В каморке слева от лестницы кто-то мог быть, а могло и не быть никого. Раз на раз не приходился. Саша голову сломала, пытаясь придумать, как можно выяснить это заранее, но так и не придумала.

— На выход! Бегом! Меня не ждать!

В эти слова она вложила весь свой опыт командования, всю решимость, всю злость. Каждый день на протяжении месяцев она повторяла Князевым, что солдат обязан выполнять приказ командира. Даже если нарушение приказа кажется более осмысленным, храбрым, правильным выбором. Приказ прежде всего.

На долю секунды в голубых глазах Ваньки мелькнуло сомнение, но тут же исчезло. Он побежал к воротам, за ним Федька, державший Настю за руку.

Саша не могла позволить себе смотреть им вслед. Вернулась в дом, замкнула за собой дверные створки. Взяв маузер наизготовку, побежала через вестибюль, чтобы занять позицию на пересечении с коридором. Опоздала совсем чуть-чуть — на углу влетела в Пашку.

Он стрелять не стал, а она не успела. Схватка заняла от силы пару секунд — в рукопашной против такого бойца шансов у Саши никаких. Пашка заломил и выкрутил ей руку, заставил выпустить оружие. Схватил за волосы и от души приложил лицом об угол, разбив нос, губы и левую бровь. После швырнул спиной вперед на лестницу. Встал над ней, нацелив в грудь отнятый маузер:

— Дернешься — пристрелю! Быстро отвечай. Что происходит?

Саша сплюнула кровь.

— Не стреляй, Паша! Теперь незачем. Только что изменилось все.

Министр охраны государственного порядка Андрей Щербатов

В крестообразном зале Храма Христа Спасителя каждый занимал отведенное ему место. Слева от алтаря — члены правительства: министры и их товарищи, председатели комиссий, главы департаментов. Следом за ними — дипломаты: послы, особые иностранные гости, главы концессионных компаний. Щербатов увидел Реньо в первом ряду и с трудом удержал на лице приличествующую случаю любезную улыбку.

Справа — военные, по рангу и заслугам. Ордена блестят в ярком свете электрических ламп. Духовенство выстроено на солее, и хотя золотые ризы сливаются в единое пятно, иерархия здесь ничуть не менее четкая, чем у военных. Руководство ОГП — по центру, напротив алтаря. За их спинами — промышленные и железнодорожные магнаты, крупные землевладельцы, владельцы банков и страховых обществ. По краям, ближе к приделам, теснится публика попроще: редакторы газет и журналов, удачливые деловые люди, университетское начальство, даже несколько деятелей искусства из самых знаменитых. Все мужчины в форме либо в черных фрачных костюмах, только пара представителей богемы бравируют желтыми кофтами. Рядом с темными силуэтами мужчин — светлые силуэты женщин. Всякий взрослый человек обязан состоять в браке, так заведено при Новом порядке, и сегодня Щербатов наконец-то перестанет быть раздражающим исключением из этого правила. Невеста уже стоит рядом. Щербатов мысленно одобрил ее расшитое жемчугом платье, элегантное, но ни в коем случае не вызывающе роскошное, безупречную осанку, теплую улыбку, обращенную в большей степени к публике, чем к нему. Сам Щербатов носил сегодня парадный мундир с наградами и аксельбантами.

Завтра же надо выписать премиальные сотрудникам личной канцелярии. Расстановка гостей выполнена и организована безупречно, каждый тем ближе к центру торжества, чем значительнее его положение при Новом порядке.

Хотя члены правительства стояли плотно, как и прочие гости, Щербатову померещилась какая-то пустота там, где мог бы теперь быть Михайлов. Друзьями они не стали, Щербатов не всегда одобрял склонность Михайлова к популизму и политическим авантюрам, и все же без него оказалось непросто управляться с этой камарильей. Но по-настоящему страшная пустота зияла совсем рядом со Щербатовым, там, где должна была быть Вера. Ее отсутствие Щербатов воспринимал так, словно брешь была пробита в его собственном теле. И все же следовало день за днем исполнять свой долг. Щербатов дал священнику знак начинать обряд.

— Ми-ир все-е-е-м-м!

Эти простые слова священник произнес протяжно и выспренно.

— И духови твоему! — торжественно грянул хор.

Щербатов незаметно зевнул через нос. Умно ли было всю ночь не спать? Церковные службы неизменно нагоняли на него тоску, он неловко чувствовал себя среди этой напыщенной архаики. Он знал, что на многих людей эти повторяющиеся изо дня в день, из года в год, с детства и до старости речитативы оказывают умиротворяющее воздействие, но сам испытывал только раздражение и скуку. Впрочем, он приноровился сохранять на лице подобающее выражение и механически креститься, когда положено, а сам старался использовать это время, чтобы подумать спокойно о текущих делах.

Сейчас его всерьез беспокоило, что иностранные компании продолжают экспортировать хлеб из Черноземья — якобы по договорам прошлого года, поскольку в 1920 году ни одного контракта на вывоз хлеба заключено не было. Однако расследования показывали, что документы подделывались, и вывозили иностранцы существенно больше зерна, чем им причиталось. Дипломатические методы разрешения ситуации с каждым разом срабатывали все хуже.

Все это укрепляло Щербатова в убеждении, что война с Европой неизбежна. Едва только удастся наконец погасить тлеющие по всей стране восстания…

Пришлось отвлечься от размышлений — обряд перешел в стадию, требующую его участия. Обмен