Предсказание, конечно же, оказалось против продолжения похода в восточном направлении.

…Таис сделала все отвращающие знаки, три раза повторила «со мной Афина Владычица», решительно вздохнула и проскользнула в палатку Александра, зная, какой тяжелый бой ей предстоит. Она понимала, что для Александра полученный им удар равнозначен удару ножа в спину; его люди, его народ нанесли ему такое поражение, которое не наносили враги.

Она правильно угадала мысли государя. Его не смог остановить противник, неужели остановят свои? Бывшие пастухи и землепашцы, нищие, которых он вытащил из лесов Македонии, сделал из них не только людей, но хозяев жизни, перед которыми склонились народы. Он показал им огромный мир, другую жизнь, масштабы и перспективы, покрыл их славой, обогатил в конце концов. А они этого всего не поняли и не оценили? Они хотят в свои деревни, к своим овцам и баранам. «Сами они бараны, безмозглые и ничтожные», — думал Александр. Без прикрас описал Эсхил людей прошлого, да только и теперешние ничем не лучше:

…Смотрели и не видели, а слыша,

не слышали, в каких-то грезах сонных

влачили жизнь…

Из-за их убогости ума, трусости, нищеты духа, скудости фантазии должна рушиться мечта всей его жизни? Какая неблагодарность, какая насмешка судьбы! Царя мучили гнев, отчаяние, досада. Он чувствовал себя так, как будто у него отняли цель жизни, перечеркнули все огромные усилия, вложенные в ее достижение. Чужая воля вмешалась в жизнь, где господствовала только его воля. И это была не воля высших судеб, богов или непреодолимых роковых обстоятельств, нет — воля его подчиненных!

Два дня провела Таис в палатке Александра в уговорах, утешениях, слезах, ласках. Всеми силами пыталась поддержать в такое сложное для него время, уменьшить горечь и разочарование, чувство одиночества. Одни боги знают, каких усилий и душевной работы ей это стоило. Но велика была любовь. Спасибо любви, слава любви.

— Ты переступаешь грань! Не руби с плеча, ты не в Гордионе. Это твои люди.

— Трусы!

— Они хотят жить! Не в памяти веков, а сейчас и на этом свете. Александр, это неповиновение — знак, который тебе шлет судьба. Отнесись к нему серьезно. Прояви благоразумие.

— Ты на их стороне? — Какое презрение в сощуренных глазах.

— Нет. Я с тобой — вот тут, сейчас. Ты знаешь, я никогда не вмешивалась ни во что. Но даже я не всегда понимаю тебя: что тебя гонит на край света, что тянет за пределы разумного, зачем такое напряжение сил, зачем столько насилия и крови? Вряд ли кто-то поймет это когда-нибудь правильно. Лично мне не нужны доказательства твоей исключительности, я ее и так принимаю. Но я чувствую, что сейчас ты делаешь ошибку. Конечно, если человек так много берет на себя, так вмешивается в ход жизни, он не в состоянии избежать ошибок. Иногда судьба оказывается сильнее, жизнь настаивает на своем, и у тебя не остается выбора — ты вынужден поступать против своей совести и убеждений, как это было с Парменионом. А иногда происходят просто несчастные случаи, катастрофы, как с Клитом. Но сейчас хозяин положения — ты.

Александр сидел с упрямым и недовольным лицом, притоптывал ногой и всем своим видом выражал раздражение и несогласие.

— Я знаю, как ты не любишь разочаровываться в людях. Но, что поделать, боги создали мир и людей такими: несовершенными, низкими, трусливыми, глупыми. «Человек — не более чем тень». Это не новость для тебя. Вот и сделай это знание своим союзником. Это твои люди.

— Они предали меня. Значит, они больше не мои.

— Люди добровольно следовали за тобой — как ни за кем! — в таких мучениях и в такую даль, потому что их интересы совпадали с твоими. Сейчас они разошлись. Но они не против тебя, они — за себя. Не старайся их принудить, свободные люди не прощают принуждения. Уважь их, и они ответят тебе благодарностью и любовью.

— Ты хочешь, чтобы я сдался? Предал себя?

— Перебори не их, а себя, это труднее всего. Уступить не будет проявлением слабости, наоборот — силы, мудрости и благородства.

Он надолго задумался. Как удачно, что ей пришло в голову слово «благородство».

— Надоела тебе эта грязь по уши, да? — наконец проговорил он с усмешкой.

Ее душа расслабилась, она поняла, что впереди забрезжила надежда.

Афинянка уговаривала царя не воспринимать происходящее как трагедию или поражение, убеждала, что если он уступит жизни, то и она уступит ему. «Смирение происходит от слова „мир“; смирившись, ты обретешь мир в душе. Я обрела тебя, когда поверила в судьбу и перестала упрекать жизнь за свое одиночество и тоску. И жизнь помогла мне: я получила то, о чем так мечтала. Поверь судьбе, все к лучшему». — «Но как может быть лучше то, чего я не хочу?» — в этом был весь Александр! Однако Таис так запутала его своим неожиданным взглядом на вещи, что он постепенно отвлекся от источника переживаний и успокоился. Оказывается, так тоже можно подходить к решению проблем: не в лоб и не по лбу. Успокоившись, он смог посмотреть на конфликт здраво и принять решение, продиктованное не эмоциями, а разумом.

«Гордое сердце в груди укротив, как велит неизбежность», Александр приказал поворачивать назад, к Гидаспу, на котором строился флот, чтобы по нему спуститься вниз до океана и оттуда повернуть в Персию. Люди со слезами на глазах благодарили его. Он смирился. Но простил ли он?

Таис выполнила свой долг: она была рядом с ним в ту минуту, когда он нуждался в ней больше всего. Несмотря на то что это был один из самых тяжелых моментов в их жизни, Таис была счастлива той новой близостью, которую она испытывала к нему, а он, хотелось верить, к ней. Он допустил ее в свою неудачу, крах. Он настолько доверял ей, что показал ей свое отчаяние, бессилие, позволил ей помочь себе.

Потом, плывя на юг вниз по Инду, к океану, они много разговаривали. Таис чувствовала, как он успокаивался, усваивая урок мужественного выхода из сложной ситуации, видела, как менялось его отношение к вопросу о личной свободе и жизненной необходимости, этому вечному вопросу умных и сильных людей. Она боялась, что Александр ожесточится, но этого не произошло. Наоборот, он стал зрелей, мудрей — благородство-аретэ победило в нем горечь и упрямство. Смирившись с неизбежным — с этой разновидностью жизненной несправедливости, он обрел важный жизненный опыт. Примирение порой остается единственной возможностью жить с миром в мире.

Гефестион поведал Таис, что Александр давно начал сомневаться в том, что на востоке, согласно Аристотелю, лежит конец мира. Уже не раз мнение эллинских ученых оказывалось ошибочным: Гирканское море вряд ли связано с Понтом, Инд, несмотря на наличие крокодилов, вряд ли соединяется с Нилом, да и вся земля, видимо, намного больше и край ее лежит где-то в другом месте, чем считалось.

Зато благодаря походу люди приобретут правильные и точные знания о тех землях, через которые проходили македонцы, получат новые карты, описание природы и народов, их жизни и религии. Всем этим занимался отдельный корпус географов, картографов, историков. Был в этом благородном, дальновидном деле и маленький вклад Таис. Она охотно выполняла поручения Александра: вела путевые заметки, записывала обычаи народов Азии, зарисовывала необычных животных. А собирать гербарии начала еще в незабвенной Приене. Навсегда остался в ней интерес к целебным травам, привитый Креоном из Эпидавра.