Кит распорядился:

— Любчик, звони Ордынцеву — нужно подкрепление! Мы их не разберем по рукам. А нам с тобой надо на одиннадцатый этаж, поближе к местам боев…

Любчик сказал Дусе:

— Здесь останется Мила, в случае чего подсоби…

Дуся засмеялась:

— Вот это я тебе не обещаю. Нам категорически запрещено вступать в любые конфликты на улице… Я не могу себя расшифровывать.

Мила вздохнула:

— Любчик, совсем ты без головы. Иди, я здесь обеспечу…

Кит и Любчик пошли в другой конец вестибюля и поднялись по южному лифту на одиннадцатый этаж, быстро миновали коридор и почти сразу нашли прекрасный наблюдательный пункт — кастелянскую кладовую. Через приоткрытую дверь они просматривали почти весь коридор и дверь номера 1104, из которого когда-то забирали Тойоточку. Звякнул северный лифт, и в коридоре появились Десант и Лембит. Они не пошли в номер, а заглянули в комнату горничных. Оттуда донеслись бурчащие злые голоса, потом все смолкло, и в коридоре появилась процессия.

Насмерть перепуганная толстая горничная катила перед собой тележку обслуживания, а за ней шли Лембит и Десант. Они остановились у дверей номера 1104, и Кит с Любчиком увидели, что Десант подталкивает горничную пистолетом в спину. Постучав в дверь, срывающимся голосом горничная возгласила:

— Простите, пожалуйста, я забыла здесь инвентарь…

Что отвечал Мамочка, было не слышно, но, видимо, он не торопился открывать дверь, и тогда Десант вырвал из рук горничной служебный ключ, отпихнул ее, вставил в замочную скважину и распахнул дверь. Десант шагнул внутрь, какое-то мгновение было тихо, короткий возглас, и вдруг из номера раздался крик, горячий, темный, он рванул наружу, как кровь горлом. Десант выскочил в коридор, и в тот же момент Любчик и Кит бросились к ним навстречу. Лембит навскидку выстрелил несколько раз. Пули, срывая куски штукатурки, шваркнули по потолку и стенам. Открыть огонь по бандитам сыщики не могли — поле стрельбы перекрывала толстая горничная, никак не реагировавшая на крики Любчика: «Ложись! Ляг!»

Оставалось надеяться на быстроту ног. Но Гордон Марк Александрович утверждает, что преступники бегают всегда быстрее, чем сыщики, — у них в крови больше адреналина. Лембит бежал первым, за ним споро поспевал Десант, Любчик обогнул телегу с гостиничной ерундой, в которую насмерть вцепилась окаменевшая от ужаса горничная. Она будто дожидалась этого момента и рухнула на пол в обмороке — прямо под ноги Киту.

Летучим бегемотом взмыл над ней в прыжке Кит, с грохотом приземлился, а бандиты уже добежали до поворота к северному лифту. Любчик остановился, широко, осадисто расставил ноги, поднял ствол «Макарова», замер на миг и нажал скобу.

Выстрел слился с криком Десанта, пуля подкинула его, он с тяжелым тупым стуком грохнулся ничком. Лембит скрылся за поворотом. Кит с дробным топотом помчался дальше за Лембитом, а Любчик задержался около Десанта…

Черный Мародер Костин сидел в вестибюле за столиком с чашкой кофе, задумчиво подпирал голову рукой. В ладони лежал наушник телефона, и, судя по звукам с одиннадцатого этажа, Костин понял, что дела — швах. Он неторопливо встал и направился к выходу вместе с толпой иностранцев. Ему наперерез рванула Мила. Гостиничные охранники, привлеченные криком Милы «Стой!», пропустили спокойно шагающего вослед гостям столицы Мародера и схватили Милу — ловля проституток была им много привычнее и выгоднее, чем погоня за бандитами. Пока Мила орала, доставали из кармана ее ксиву, пока эти грамотеи ее изучали и расспрашивали — Черный Мародер исчез…

А Любчик присел рядом с валяющимся в коридоре Десантом, которому пуля пробила насквозь бедро, не спеша обыскал его, вытащил у него из кармана «вальтер», надел наручники, расстегнул ему брючный ремень, достал из петель и туго перетянул бедро выше раны. Сомлевшей от ужаса горничной Любчик очень строго сказал:

— Давай, давай, маманя, вставай! Нечего разлеживаться, стой тут и смотри за ним. Если он захочет подняться, зови меня. Мы с тобой вдвоем угомоним его очень быстро…

Побежал по этому осточертевшему коридору в номер 1104 и увидел, что Мамочка валяется на полу посреди комнаты. Из груди, с правой стороны, чуть ниже плеча, торчит рукоять ножа.

Мамочка был в сознании. Он смотрел с ненавистью на вошедшего Любчика.

— Ну, вот видишь, Мамочка, — доброжелательно приветствовал его Любчик. — Страна должна знать своих уродов! Как и обещал, я к тебе вернулся. Но поздновато. Это ты сам виноват…

И стал набирать номер «скорой помощи».

На сходку в гостинице «Интерконтиненталь» Моньку отвез Швец. Он остановил свой «исузу-трупер» подальше от циркульного подъезда парадного входа и сказал:

— Ну что, Моня, это у вас вроде пленума ЦК?

— Что-то вроде того, — усмехнулся Монька. Посидел, подумал, потом неспешно сказал: — У нас в Одессе был один козырной фраер по фамилии Самокиш. Очень хитрый человек, всех всегда хотел наколоть. Мы его для краткости называли Самокиш-ин-тухес… Пришлось его однажды зарезать.

Швец поддакнул:

— В общих чертах ясно. А что такое «самокиш»?

— Самокиш? — удивился Монька. — Киш — значит поцелуй, а все остальное тебе должно быть понятно.

— Понятно, — согласился Швец. — Ты кого имеешь в виду?

— Да так, никого. Ты меня отсюда не забирай, меня потом привезут. Знаешь, как расшифровывается слово «вор»?

— А чего там расшифровывать? — удивился Швец. — Вор — это и есть вор.

— Нет, не знаешь, — покачал головой Монька. — Вор — это высшее общество России…

— Ну, может быть, — недоверчиво протянул Швец, — У вас все честь по чести, по регламенту, по закону по вашему.

— Должно быть, во всяком случае, — сказал Монька. — У настоящих воров есть, слава Богу, блатной закон, и этим они, к счастью, отличаются от так называемых честных людей. А чести у них нет, и не люди они вовсе. Единственная радость — «капусту» квасят на счетах. Варят тыщщи из капусты…

— Монька, если ты сейчас будешь проповедовать мне идею бедности, я вылезу из машины и пойду в парикмахерскую — стричься в монахи, — возмутился Швец. — Наша жизнь показала, что бедным быть не просто глупо, а очень стыдно. Нормальный человек должен быть богатым!

Монька посмотрел на него задумчиво и сказал:

— Нормальный человек должен быть счастливым… Ладно, я пошел… Появлюсь у вас к ночи.

Монька вышел из машины и, косолапо переваливаясь на своих изувеченных ногах, отправился к входу. Швец вспомнил татуировку — «они устали». Он был готов ему поверить. Развернул машину и помчался к Джангиру.

А там уже царил большой переполох — явились Костин и Лембит и поведали о провале карательной операции.

Джангир сидел на своем высоком стульчике, мрачно смотрел на оживленного Швеца, который сразу деловито поинтересовался: