кто его сейчас хранят. Только я смогу их раскрыть. Хватит разговоров Аин, ты меня утомил.

Я устал пробиваться сквозь его скорлупу недоверия.

— Скажу сразу, я открыт с тобой, потому что надеюсь на длительное сотрудничество, ведь в нём очень важно доверие. Я первый доверюсь тебе в этом деле. Так ты согласен на нашу сделку и мою первую услугу, Аин?

Моя рука потянулась к нему и Аин принял её с привычным безразличием в глазах.

— Только на первую услугу, если то, что ты говоришь правда, то может и на все три.

Он не доверяет мне и просто хочет проверить меня. С ним всё будет гораздо сложнее.

Виктор, Настя, Апрель и я сидели в баре синдиката «Золотые Ворота». Я только закончил свой рабочий день «Золотого Дракона» и снял свою маску.

— Съешь их ладью пешкой, — сказал своей дочери Виктор.

— С удовольствием, папа! — злорадно усмехнулась Настя.

— Сделай рокировку, Апрель, — сказал ей я. — Они нацелились на мат.

— А что такое рокировка?

Мы вчетвером играли в шахматы, точнее Апрель и Настя играли между собой, а Виктор и я им подсказывали.

Виктору наскучило играть со мной обычным способом, и он решил разнообразить игру борьбой наших «учениц» чьими мозгами во время игр мы управляли.

— Я же тебе говорил, — закатил глаза я.

— А это когда короля прячешь! — вспомнила Апрель. — Сейчас сделаю!

Настя злобно смотрела на меня, пока мы играли. Она продолжала делать вид, что между нами не было того инцидента, когда мы с Апрель стирали её одежду в женской раздевалке.

Держится неплохо, но любой дурак заметит, что, между нами, что-то было. Я переоценил её актерские способности, когда решился угрожать.

— Аластор… — шепнула мне нежно в ухо Апрель. — Мне кажется я мат вижу.

— Нет, он съест твоего ферзя конём, если ты попытаешься.

— А конь… — смутилась она. — Ненавижу коней, они портят всю игру.

К удивлению, хоть Настя и казалось мне умной, она была ужасна в шахматах. Интересно, это из-за спокойной природы игры? Хотя можно ли шахматы назвать спокойной?

— Аластор, я решил!

Внезапно к нам в бар ворвался красный от волнения Лак, ошеломляя и меня, и Виктора, что были сосредоточены во время игры.

— Что решил? — подозрительно посмотрела на меня Настя.

— Это… — смутился Лак. — Какого цвета будут стены в моей комнате.

— И ради чего тебе для этого Аластор?

— Я ценитель искусства, поэтому моё мнение важно для него, — сказал первый выдуманный бред я. — Пойдём, тогда обсудим «стены»?

— Да, — кивнул Лак.

— А игра?

Апрель молящим взглядом упёрлась в меня. Она не любила шахматы, но ещё больше не любила проигрывать, тем более Насте, которая стал немного враждебной к нам.

— Виктор?

— Конечно, я не буду без тебя подсказывать дочурке, — вздохнул Виктор. — Такую партию не завершили…

Лак повёл меня на крышу по длинным коридорам и лестницам.

С недавних пор Апрель теперь ездит со мной на работу и ожидает меня у бара. Я согласился на это только, чтобы Мидас думал, что мы начали доверять ему и действительно собираемся переехать.

Он даже перестал приглашать меня на казни в знак своего удовлетворения моим поведением.

На крыше муравейника располагался огромный сад с деревьями и забавными мраморными фонтанчиками с писающими ангелами. Здесь был прекрасный вид на уходящее за горизонт алое Солнце, что первым приковало к себе мой взгляд.

— Красиво? — усмехнулся Лак. — Наш муравейник выше других, поэтому у нас открытый вид на закат.

Низкий юноша с восхищением смотрел на алые блики далёкого горизонта.

— Кажется, будто Солнце будет светить всем нам в независимости от нашего социального статуса, но это явно не так. В муравейниках почти нет Солнца, и они перегораживают вид друг другу, пряча от желанных лучей. Только верхние этажи с доступом к крышам способны узреть его. Разве это не смешно? Солнце должно доставаться каждому в равной степени, как вода, еда и прочие блага. Какое право другие люди имеют их приватизировать?

Он раскинул руки, будто собирался обнять уходящий закат.

— Даже мы члены синдикатов всего лишь рабы наших низменных желаний. В отличии от чинуш, богатых снобов и псов режима, мы также живём в муравейниках, как наш народ. И кого политики заставляют ненавидеть? Нас! А мы лишь следствие больной системы, чьи социальные лифты давно сломаны! Наши богатства, наша маленькая власть и сила лишь капля в океане лжи нашего государства!

Впервые в голосе Лака я слышал столько желания и обиды. Юношеский максимализм пылал в нём сотней революционных огней.

— ЧГА думают, что они здесь власть, синдикаты считают себя бунтарями, а чиновники, смотрят на нас и смеются, постоянно стравливая в бессмысленной борьбе.

— К чему это? — наконец не выдержал и спросил я.

— Я много думал.

Лак игнорировал меня и приблизился к краю парка, где стояли маленькие заборчики.

— О том почему мой отец так боится власти? Разве мы не один из самых богатых синдикатов? Почему бы нам просто не объединится со всеми другими? Мы сможем купить их доверие деньгами, их верность идеей, а веру надеждой. Так почему он бездействует? Почему лишь приумножает наше богатство, словно жадный дракон?

Он сделал короткую паузу, тяжело вздыхая. Этот юноша оказался более амбициозным, чем мне казалось.

— Потому что мой отец трус. Он вырос в третьем районе, где всегда действовал в одиночку, доверяясь лишь самым близким, но без общего сотрудничества не победить текущую систему.

Лак обернулся ко мне. Его щёки горели, голос дрожал, а волосы плясали на прохладном ветру. Решимость теплилась в его глазах.

— Я никому этого не говорил, но хочу разрушить стену между всеми районами. Первый, второй, третий, какая к чёрту разница? Мы все одинаковы, просто эти чинуши навесили на каждого из нас ярлык. Но без власти, без денег и доверия ничего нельзя добиться. И конечно самое главное удачи, но она у меня есть.

Разгорячившийся юноша поправил свои вспотевшие волосы и взглядом лёгкого возбуждения посмотрел на меня.

— Как думаешь каков мой ответ? — усмехнулся он. — Я согласен, Аластор. Давай свергнем моего отца, давай же уже изменим этот ненавистный всеми город.

Большие амбиции создают большие проблемы, но другого союзника у меня в этом синдикате нет.

— Да,