— Когда, ты сказала, я должен захватить Винсента?

— Через сорок минут. А я за это накормлю тебя обедом.

— Сегодня не удастся — у меня встреча.

— Кто-то из знакомых?

— В каком-то смысле — да… Всё время какие-то сложности… Всё стало таким сложным. Меня дёргают со всех сторон.

— Не связывайся с чужими женщинами, Иоаким. Кончай эти игры, пока не поздно.

Винсент, казалось, унаследовал материнское искусство чтения мыслей — у него насчёт Иоакима было какое-то шестое чувство. Ещё из-за двери садика под названием «Земляничка» он услышал, как мальчик диким голосом орёт, что никуда отсюда не двинется. В кармане у Иоакима надрывался мобильник. Он посмотрел на Дисплей — опять Эрланд, — выключил телефон и изготовился к лобовой атаке — зажмурил глаза и резко выдохнул.

В садике царил полный хаос. Шестилетние пасхальные бабки[142], и Винсент в их числе, развлекались тем, что с плохо скрытым садизмом бомбардировали парнишку-воспитателя пластилиновыми ошмётками. Ошалелые родители гонялись за своими отпрысками по раздевалке. На одной стене была развёрнута выставка детского пасхального рисунка. В основном дети изобразили цыплят и яйца, но попадались и семейные портреты в стиле «точка, точка, запятая». Иоаким обратил внимание, что страсть к усреднению была заметна даже и здесь — дети подражали друг другу на грани полного истребления индивидуальности.

Заведующую он нашёл на кухне. После дачи показаний, кто он и почему забирает Винсента, Иоаким получил «добро». Он собрал барахло мальчика и сделал отчаянную попытку его одеть. Это было вовсе не легко. Разразилась жестокая битва — ему пришлось вынести несколько левых хуков и впечатляющий апперкот правой, пока он старался натянуть на него комбинезон. Резинки не давали продеть руки в рукава, пуговицы тут же расстёгивались, молнии застревали. Шапочка несколько раз улетала в другой конец комнаты. Потом настал час резиновых сапог. Винсент выворачивался и брыкался, но определённый перевес в мышечной силе всё же сыграл свою роль. Когда одевание было закончено, военнопленному удалось хитрым манёвром улизнуть в соседнюю комнату, где он со сверхъестественной силой отчаяния намертво вцепился в ножку стола. Дальше последовала пропагандистская кампания, в ходе которой полевой командир Кунцельманн пообещал перебежчику мороженое.

— Не хочу! — прошипел Винсент сквозь стиснутые зубы.

— Да ладно тебе! Это же твоя мама просила меня взять тебя из садика. Ты какое мороженое любишь? Пиггелин[143]?

— Плевать на твоё мороженое. Ты не мой папа.

— Нет. И в самом деле, я не твой папа.

— Отпусти меня.

— Мама сказала, что, если ты будешь вести себя хорошо, получишь новые покемоновские карты. Сначала пойдём в парк, поиграем немного, а оттуда домой…

— Уходи отсюда!

На счастье, поблизости нашлись люди с педагогическим образованием. Юноша, который, судя по стилю одежды, испытывал постоянную горечь, что ему не удалось в шестьдесят восьмом побывать на парижских баррикадах, взял шестилетнего бунтаря на себя. Просто удивительно, какими простыми средствами ему удалось привнести мир и покой в душу маленького партизана. Капитуляция была полной, хотя вовсе не унизительной.

Через четверть часа они, взявшись за руки, пришли в парк. Мальчик внезапно сменил идеологию и весело болтал с недавним врагом.

— А правда у меня будут новые карты? — спросил он. — Интересно какие… Всё время выходят новые серии.

Он достал из рюкзака пачку карточек и начал перебирать их с видом знатока.

— Можем сыграть, если хочешь…

— Я не умею… Не знаю, как играют…

— Проще простого. Ты как бы вытягиваешь карты и показываешь другим… и тогда надо знать, что у тебя есть для нападения и защиты. Ага, смотри, у меня вирус, я могу всех перезаразить! Ура!

— Это, надеюсь, не опасно?

— И прайс-карта!

— Прайс-карта?

— Я же сказал — прайс-карта. У тебя шесть карт, и у меня шесть карт… ты уничтожаешь моих монстров, а когда у тебя кончаются прайс-карты, ты выигрываешь! Или можем поиграть на скамейке… Если активные умирают, надо как бы убраться со скамейки.

— Честно говоря, Винсент, не понял ни слова.

Тут последовала небольшая лекция. Карта YX, терпеливо пояснил Винсент, как и все глянцевые карты, очень сильна, важно, если она у тебя есть. Некий Камерон YХ обладает огромным запасом чего-то непонятного под названием HP, но если YХ умирает, ты получаешь в утешение две прайс-карты. Тренер со странным именем Ач Кетчум… или что-то вроде, может быть, Арт Кетчуп, если верить Винсенту, подготовил Пикачу — жёлтую мышь, обладающую сверхъестественными силами. Два других тренера, Мисти и Брук, подготовили целую группу учеников покемона. Они все вместе охотятся на банду больных дамп-синдромом[144]созданий под названием Тим Рокет.

Иоаким мирно размышлял о беге времени, об энтропии, о неуклонном движении общества к хаосу. Он не понимал ровным счётом ничего. Он-то в детстве играл в вышибалы на школьном дворе.

— HP — это ну как бы жизнь, — поучал Винсент, выковыривая козу из носа. — Вот у этой карты восемьдесят HP, а у того, кто атакует, может быть всего пятьдесят. Тогда же остаются запасные жизни… не скажешь, сколько?

— Восемьдесят минус пятьдесят… тридцать?

— Спасибо. Считать я ещё не умею. Но слушай дальше… если Пикачу дать Грозовой Камень, он превращается в Райчу, но тогда ты уже не можешь обучить его новым приёмам атаки.

— Вот оно что…

— Вот именно! Я сам ещё не всё знаю, но тут один пацан, ему уже десять, рассказывал. Тогда нужно искать другие способы. Но если ты играешь в жёлтого Покемона… Смотри, Чаризард!

Он протянул Иоакиму карту, изображающую похожее на дракона существо — если верить тексту, следующая фаза жизни некоего Чармандера. Винсент очарованно смотрел на картинку, словно бы это была святая реликвия.

— Хуже всех Дитто, — продолжил он с грустью, скручивая козу в сочный шарик, — лучше бы эти карты вообще не попадалась. Они розовые, липкие и только подражают другим покемонам…

— Это очень типично для нашего мира. Все друг другу подражают…

— Но если Дитто засмеялся, он уже не может подражать. Тогда он умирает. Я так думаю… мне кажется… а когда мама придёт?

— Мы ещё немного побудем в парке, а потом пойдём домой, тогда и мама придёт.